Федька с бывшей Воздвиженки

Вовка шел к остановке, ломая голову над тем, что затеяли одноклассники. Какую свинью ему еще хотели подложить? Неужели мало того, что у него все лицо покорежено? И зачем он про Сашку тогда рассказал? Нет, правильно, что рассказал. У него хватит смелости не то что про Сашку правду сказать — он про отца все расскажет. Возьмет и напишет письмо и отошлет его в «Пионерскую правду». Как отец всех обманывает. Как он обкрадывает государство. И тогда вызовут Владимира Миронова, поставят на гранитный пьедестал перед стотысячным строем пионеров и скажут: «Ты настоящий герой, Володя! Все пионеры должны брать с тебя пример. Мы счастливы, что среди нас есть такие светлые души, как твоя. И мы награждаем твою светлую душу...» И перед миллионным строем ему повесят орден. И заиграют трубы, и зарокочут барабаны. И во всех газетах будут помещены его портреты. И о нем будут писать, что подвиг такой в жизни Володи Миронова не случаен. Что он и раньше был таким и всегда разоблачал трусов и обманщиков. Все ему начнут завидовать. И тогда он придет к деду, а дед ему скажет... Что же ему скажет дед? «Так чей же ты хлеб ешь, внучек?» Нет, не то...

Последняя фраза, сказанная дедом, была каплей дегтя в бочке меда. Свернулись Вовкины мечты от дедовских слов, как скисшее молоко на керосинке.

Вовка поглядел на дорогу — ему навстречу шли Герка, Федька и Сашка. «Все вместе хотят избить, — испугался Вовка. — И Сашка решил отомстить».

— Чего шарахаешься? — сказал, подходя, Сашка. — Не укусим. Здорово.

— Здравствуй, — буркнул под нос Вовка и опустил глаза.

— Небось подумал, темную решили тебе устроить? — сказал Сашка, зачесывая назад съехавшие на лоб волосы. — Другого в башку-то забрать не хватает силенок, так ведь?

Вовка отвернулся. Отгадали его нехитрые мысли.

Ребята молча ждали трамвая. Наконец Вовка не выдержал и спросил:

— Куда едем-то?

— На кудыкины горы, — ответил Сашка.

— Вот возьму и не поеду, и ничего вы мне не сделаете, — захорохорился было Вовка.

— А тебя никто насильно не заставляет, — сказал Федька.

— Поедешь, паря, — сказал Сашка, — куда тебе деться.

С пригорка мчался к остановке трамвай. Вагоновожатый, наверное, был в хорошем настроении. Он бил ногой по железному штырю в полу, и веселые звонкие горошины скакали вперед, обгоняя трамвай.

Первым поднялся на площадку Сашка, за ним Вовка, потом Федька с Геркой. Вовка хотел достать деньги, но Саша сказал:

— Федька заплатит.

Федька получил у кондуктора четыре билета, и они с Геркой прошли вперед.

Сашка придвинулся к Вовке и негромко произнес:

— Приготовься деда встречать.

— Да чего вы все дед да дед! — сказал Вовка.

— Отец деда выгнал?

— А ты откуда знаешь?

— Выгнал, спрашиваю?

— Выгнал, — прошептал Вовка и стал смотреть в окно, где вдалеке высилось здание хладокомбината.

— И ты смолчал?

— А что я мог? Он же отец.

— А ты к деду ходишь?

— Нет.

— Боишься, батя выпорет?

— Откуда ты знаешь?

— Я все, брат, про тебя знаю. Только не кричу на каждом углу.

Трамвай, подрагивая красными боками, загудел колесами на повороте и остановился.

Ребята вышли. Трамвай тронулся, и Федька сказал:

— А теперь смотри и запоминай, Миронов.

Дед стоял на углу фабрики-кухни боком к ребятам и держал перед собою кепку с поломанным козырьком. Вовка сразу узнал эту кепку. Он часто надевал ее и маршировал перед дедом с игрушечной винтовкой в руках. И дед командовал: «Ать-два, ать-два! Шире шаг, солдатики!» А когда Вовка просил, чтобы под его маршировку дед пел, начиналась песня с припевом: «Так громче, музыка, играй побе-е-ду, мы победили, и враг бежит-бежит-бежит...»

Сашка, подавшись вперед, оперся всем телом на костыль и, не отрываясь, смотрел на деда. Ветер теребил его волосы и шевелил длинный чуб. О чем в эту минуту Сашка думал, трудно было догадаться. Может, вспоминал, как торговал с дедом на базаре. Может, думал про больную мать. А может, какие-то неясные думы всплывали в его сознании о недавнем прошлом, когда он, еще здоровый и веселый, гонял турманов и николаевских голубей в родной деревне. Пожалуй, и сам Сашка не мог бы ответить в тот момент, о чем он думает.

Герка почесал свой черно-зеленый синяк под глазом, шмыгнул носом и спросил Федьку:

— Пошли?

— Пойдем, — сказал Федька.

Вдвоем они направились к деду. Вовка увидел, как мальчишки подошли к нему, бросили в кепку деньги, дед что-то сказал, и ребята повернули назад.

— Ну, внучек, — сказал Сашка, не глядя на Вовку, — Егору Алексеичу помереть с голоду не дадут. Все о нем заботятся. Только внук обходит стороной. Чего курятник разинул? Пойди брось двадцать копеек или кусок хлеба. На трамвае сэкономил ведь. Дед только спасибо скажет. А потом расскажи на классном собрании, какой у тебя отец кака и как тебе жалко деда. И какой ты настоящий тимуровец, как ты переводишь слепых да калек на другую сторону улицы...

— И как вывел Сашку на чистую воду, — добавил Федька.

— Ну, это ты зря, — возразил Сашка. — Я тут ни при чем. — Сашка замолчал на секунду. — Ну, Миронов, что скажешь? Или нет у тебя денег, чтобы деду подать?