Федька с бывшей Воздвиженки

— Хе, достал! — воскликнул Герка. — Взял цинку, свинца и серы и все это превратил в кристалл на огне. Вот выводной провод — для антенны, соображаешь? А этот — для наушников... Федька, где наушники? — прогундосил Герка.

— Ты на них сидишь, — сказал Федька. — Давай ножку и кисть.

Федька смазал казеином выступ ножки и вставил ее в паз.

— Теперь утюг для пресса, — сказал Федька.

— Может, в расшибалку сыграем, — сказал Сережка, но тут же понял, что предложение было некстати.

— Играть буду, когда начну сам зарабатывать, — сказал Федька, нажимая сверху на утюг, придавивший ножку кушетки. — Сколько у тебя денег?

Сережка выскреб всю мелочь из кармана.

— Только два рубля.

Герка тоже полез в карман. Втроем у них набралось четыре рубля.

— Вот наши луидоры. — Федька снял со шкафа картонную коробку. — Расшибалка с сегодняшнего дня отменяется. Будем копить деньги...

— Для чего? — спросил Сережка.

— Подайте копеечку, — протянул Герка, отрываясь от приемника. — Будем побираться, как старикашка у фабрики-кухни.

— Дурак ты, — сказал Сережка. — Нашел над чем смеяться.

Федька посмотрел на Сережку.

— Ну и что, — сказал Герка. — Тебе старика жалко стало, да? Раньше ругал, а теперь жалеешь.

— Все равно у вас вместо головы пивной котел, — сказал Сережка. У него было хорошее настроение. — Знаете, кто этот старик?

— Лев Толстой, — сказал Федька.

— Дед Мороз, — хихикнул Герка.

— Ни за что не догадаетесь.

— Не тяни кота за хвост, — сказал Герка и снова захихикал.

Федька не удержался и тоже засмеялся.

— Говори же, — сказал он.

— Дед Вовки Миронова.

— Вре-ешь, — протянул Федька.

— Вот это па-де-де! — Герка плюхнулся на стул.

— Вот это да-а. — Федька вытер рукою лоб. — Значит, мироновский отец отказался кормить его?

— Разумеется.

— Вот сволочь. — Герка прибавил еще два крепких слова. — Чес слово. И отец у Вовки тоже выпадыш.

— Так вот. — Федька положил коробку с мелочью на стол. — Деньги мы теперь будем собирать для Сашки. Ты согласен? — Федька посмотрел на Сережку.

Сережка молчал. Он припомнил Катьку, бегавшую без штанов по комнате, Кольку в подпоясанной шпагатом косоворотке, и ему стало обидно, что не он первым сделал такое предложение. У него только хватило сообразительности на расшибалку. Он вытащил из кармана шпагат с ключом и гвоздем и протянул Федьке.

— Возьми, а то забудешь.

— Оставь себе. Хрюшку будешь пугать, — сказал Федька.

— Пусть твоя Хрюшка врет сколько влезет, — сказал Герка.

— Она не Хрюшка и не врунья, — сказал тихо Сережка. — Она мне телеграмму дала. Отец через неделю приедет...

— Приходи с отцом к нам, — сказал Федька. — Обязательно. Ты чего сегодня такой?

— Какой такой? — Сережка провел ладонью под скулой.

— Да не такой.

— Так.

— А-а.

— А твой когда приедет? — спросил Сережка.

— Через месяц.

— А я вчера у Сашки был.

— Я знал, что ты пойдешь к нему. Теперь мы все будем помогать Сашке. Только чтобы об этом никто не знал, понятно? Без всяких там песенок — «Ребята с нашей улицы...»

— Разумеется. — Сережка снова почесал скулу. — Я придумал. Возьмем Вовку Миронова за шкирку и притащим к деду. Прямо к фабрике-кухне. А?

— Мировая идея! — восхищенно отозвался Герка.

— Точно, — согласился Федька. — Как это я сразу не сообразил? Герка побил его кулаками, а мы его побьем... Впрочем, ничем его не надо бить.

— И Сашку надо позвать, — сказал Сережка.

— Ты и позовешь, — сказал Федька.

— Нет, вы сами.

— Почему?

— Так нужно.

— Опять поругались?

— Не до этого, Соколов. Ну, я пошел..

Следом за Сережкой к себе на третий этаж побежал Герка за какой-то деталью, которую он забыл дома.

Едва Герка испарился, в комнату вошла Идочка.

— Кушетку чинил? — спросила она.

— Чинил.

Идочка уже давно не заглядывала к Федюше. А ему было неловко перед Идочкой. Он смутно помнил, что в день похорон что-то говорил Катерине Ивановне, пытался вспомнить, но так и не мог четко восстановить, что же тогда произошло между ним и Идочкиной мамой.

А Идочке все время хотелось сделать для Федюши что-нибудь приятное. Например, подарить хрустальный бокал. Если смочить палец и быстро вести пальцем по краю, бокал начинал петь. А недавно отец купил на толкучке бокалы из венецианского стекла. Он поднимал бокалы к свету, и они горели густым красным огнем. Вот бы тоже подарить Федюше такой бокал...

Идочка села на стул, предложенный Федькой.

— Убегу я куда-нибудь, — сказала она.

— Зачем? — спросил Федька.

— Все мне опротивело.

— Почему?

— Не знаю. — Идочка закрыла лицо руками и всхлипнула. Она не могла понять сама, почему ей вдруг захотелось плакать.

— Ты чего? — растерянно спросил Федька и подошел к Идочке. Идочка снова всхлипнула и заплакала. Федька посмотрел на голубые бантики, которыми были завязаны Идочкины косички, подошел к шкафу, раскрыл дверцу, о чем-то подумал и протянул руку в глубь ящика.

— Померяй, — Федька протянул ей голубую вязаную шапку.

— Что это? — Идочка взглянула на шапку и тут же перестала плакать.

— Померяй.

Идочка подскочила к зеркалу, ловко прибрала свои пушистые локоны под шапку и поправила ее.