Федька с бывшей Воздвиженки

— Так это, значит, Джек капусту... — Сережка вовремя остановился. Он хотел сказать «ворует». Но какой же Джек воришка? Умный псина, и только.

— Ну да, он, — ответил Колька.

Джек словно понял, что речь идет про его подвиги, тявкнул и улегся под ноги Сережки.

— Солянка с салом, — сказал Колька. — Вку-у-сная. У меня аж пузо раздуло. Вот потрогай, — Колька задрал косоворотку и подошел к Сережке. — Потрогай, не бойся. Пузо как барабан.

Сережка ткнул Кольку пальцем в живот, тот хихикнул и опустил край косоворотки. У окна на сундуке Сережка увидел ворох разноцветных листов бумаги и куски медной проволоки. Над сундуком висели две фотографии в рамках — повязанная платком молодая женщина и мужчина в пилотке.

Колька перехватил Сережкин взгляд и сказал:

— Папка с мамкой до войны снимались. А ты не знаешь, почему Александр в школу ходить не хочет?

— Нет, — соврал Сережка. Он подошел к занавескам и отодвинул их. Это была маленькая шестиметровая комната. В ней стояли кровать, старый шкаф и две табуретки. Над кроватью Сережка увидел рисунок и остолбенел. Ведь он его отдал Анне Васильевне. И хотя решил его подарить Сашке, не ожидал, что рисунок отдаст сама Анна Васильевна да еще до открытия конкурсной выставки. Как же он оказался у Сашки? Значит, Сашка украл его? Значит, все-таки Сашка думал о нем? Сережка подошел ближе и увидел, что бумага внизу была разорвана и аккуратно склеена.

— Это я нашел, — сказал Колька, стоявший сзади Сережки. — На помойке у школы. Принес, а Александр заклеил и повесил, здорово нарисовано...

— Заладил, — сказал Сережка, — Александр, Александр.

Значит, никому не нужна была его мазня, кроме Сашки. А ведь Анна Васильевна похвалила его. Что же тогда получается — Анна Васильевна врала?

Сережка взглянул в окно и увидел Сашку. Он нес под мышкой буханку хлеба.

— Сашка идет, — сказал Сережка.

Катька и Колька побежали к дверям. Сережка пошел за ними. Он услышал, как стучит по лестнице костыль. Все ближе и ближе. Все ближе и ближе. У самой двери стук замолк.

Сашка увидел Сережку, отдал Кольке буханку, потрепал Катьку по щеке, взъерошил ей волосы и сказал:

— Здоро́во.

— Здравствуй, — ответил Сережка и протянул руку. Сашка отвернулся к вешалке, снял шинель, повесил ее и пригладил чуб.

— Проходи, гостем будешь, — сказал он Сережке.

Они сели на табуретки. Катька тут же забралась Сашке на руки, стала чертить пальцем по клеенке и приговаривать:

— Солока-воловка, касу валила, детисек колмила...

— Зачем пожаловал? — спросил Сашка, глядя на Катькин палец.

— Просто решил зайти, — ответил Сережка.

— Конечно. Никогда не заходил, а тут вдруг надумал. Что так?

Джек положил морду на Сережкины колени и поводил глазами то в сторону Сашки, то в сторону Сережки.

— Герка Вовку Миронова избил, — ни с того ни сего сказал Сережка. — Всю морду в кровь.

— Ну и что? — Сашка нисколько не удивился. — Для этого и приперся сюда?

— Максима Максимыча на комиссии осматривали, — совсем тихо произнес Сережка. Он нахмурился. — На фронт не пустили. Вот... — Сережка замолчал.

— Санька, — сказал Колька, — а я ему картину ту показал.

— Ну и зря, — ответил Сашка.

— Как это зря! — взорвался Сережка и вскочил с табуретки: — Это же мой рисунок!

— Ах, твой? — Сашка поставил Катьку на пол, исчез за занавесками, вернулся и бросил рисунок на стол. — Так бери его. Я думал, ты первым ко мне придешь. А ты пришел самым последним. Забирай рисунок и сматывайся. Не задерживаю.

— Ну ладно. — Сережка побледнел, повернулся и пошел к выходу.

— А ты думал, — крикнул вслед Сашка, — я тебе спасибо скажу?..

Сережка уже не видел, как Сашка снова повесил рисунок на стену. Стоя на площадке трамвая, он ругал себя за то, что пришел к Сашке. За то, что растерялся и не знал, как себя держать. Ему сначала казалось, что Сашка встретит его если и не с распростертыми объятиями, то по крайней мере обрадуется. А вышло совсем наоборот.

Сережка сошел у Кутузовки и поглядел в сторону фабрики-кухни. Сгорбленный старик стоял на том же месте и держал в руке кепку.

Подумав, Сережка направился к фабрике-кухне. Он подошел к старику и сказал:

— Здравствуйте.

— Ну здорово, коли не шутишь, — мягкая улыбка осветила лицо старика.

— Скажите, пожалуйста, у вас есть родные?

— Как же, сын имеется.

— Почему же он вам не помогает?

Старик опять улыбнулся:

— Сын-то меня из дому выгнал.

— Как выгнал? — растерялся Сережка. Он никогда не мог предположить, чтобы сын выгнал из дому отца. Ему первый раз пришлось столкнуться с таким, и слова старика огорошили его.

— Так и выгнал. — Старик погладил седую бороду. — На пенсию мне не прожить. Еще сестра еле ноги волочит. Ее нужно кормить. Да свет не без добрых людей. Вот мне и помогают. — Старик сунул руку в кепку и захватил горсть монет. Потом разжал дрожавшую ладонь, и монеты с легким звоном упали снова в кепку. Старик продолжал улыбаться.

Сережка опешил: у старика положение еще хуже, чем у него, Сережки, — ведь сын-то подлецом оказался, а он улыбался.

— Он вам совсем-совсем не помогает? — спросил Сережка.