Конечно, отправной точкой замысла Волкову послужили петровские маскарады. Петр I широко пользовался ими в политических целях — для прославления воинских побед, популяризации государственных начинаний. Федор Григорьевич разыскал и подолгу расспрашивал очевидцев знаменитого уличного торжества в Москве на масленицу 1722 года — по случаю победоносного Ништадтского мира со Швецией. В нем участвовал и сам царь: из села Всесвятского двигалась на Москву невиданная дотоле процессия из морских судов на санях, запряженных разными зверями. На Тверской устроены были для их встречи Триумфальные ворота.
Поинтересовался Волков и общедоступными маскарадами, которые начал прошлой зимой для москвичей устраивать итальянец Дж. Б. Локателли. Прочел объявления, где устроитель зазывал публику танцами, лотереей, карточной игрой, а пуще того буфетными лакомствами: «шикаладом», фруктами, конфетами и, разумеется, напитками: вейновой водкой, пуншем, ликерами, пивом, кофе и чаем. Тех же, кто не танцует, в карты не играет, хмельного не употребляет, призывали «веселиться також одним зрением на прочих».
Волков возвращался мыслью к своему предприятию. Обдумывая его разделы, давал волю фантазии, наполнял новыми деталями и подробностями. Маскарад есть маскарад. Он должен быть потешным, смешным и веселым — как и положено масленичному гулянью (волковское действо также приурочено к масленице). И он будет веселым! Но одной потехи ради городить огород не стоило бы. На сей предмет есть свои специалисты — разного рода штукмейстеры, позитурных дел мастера, умельцы гокус-покус показывать. Задуманное действо сродни спектаклю театральному будет и потому, в отличие от прежних, зрелищная часть пойдет в сопровождении куплетов. Это и станет нашим, российского театра, «Словом» на коронацию. Пусть вся Россия, сколь это возможным окажется, предстанет народу такой, какова есть — в достоинстве, в надежде и в явлениях без прикрас, в масках и без оных…
Итак, уличный спектакль явит собой череду живых картин с куплетами. Два главных раздела должны быть в действе: в первом осмеяние людских пороков и язв общественных, во втором — панегирическом — хвала разуму и добродетели. С древних времен известна богиня мудрости Минерва. Потому и следует называться театральному шествию «Торжествующая Минерва». Минервой и должна быть государыня, покровительница наук и искусств, Екатерина. И подзаголовок Федор Григорьевич придумал не случайный, а со смыслом, прямо указав адресат и особенность формы своего создания: «Общенародное зрелище, представленное большим маскарадом».
Двенадцать частей задуманы в зрелище. Девять сатирических и три последние — хвалебные.
Маскарадное шествие предполагалось сочетать с традиционными масленичными увеселениями. Для этого начали строить на Яузе, перед головинским дворцом катальные горы, карусели и качели. В подготовку праздника вовлечено было неслыханно большое число людей, одних только участников маскарада насчитывалось четыре тысячи человек, да еще повозок более двухсот. Волков привлек к нему фабричных рабочих (как когда-то в родном Ярославле), разночинцев, комедиантов частных трупп, школьников, студентов университета и Духовной академии, военных и частных музыкантов. Над постройкой маскарадных машин трудились десятки плотников под началом иноземцев — машинистского мастера Бригонци, архитектора Бланка, плотничного умельца Эриха. Живописные работы вел театральный архитектор Градици. Русский художник Сергей Горяинов рисовал маскарадные платья и прочие уборы. Костюмерные заботы Волков поручил портному-итальянцу Рафаилу Гилярди, — предстояло закупить и сшить сотни камзолов, штанов, епанчей, нарядов шутейных (сорок пять швей трудились над маскарадными платьями).
Дел всяких множество: не забыть поручить переписчикам размножить тексты для участников; проследить, чтобы наняли двор для прибывающих из Малороссии волов, чтоб сшили знамена и надписи на них предназначенные не перепутали; попоны разноцветные и кокарды с перьями на лошадей чтоб приобрели и успели бы расписать позанятнее маскарадные гондолы и баржу; сальных плошек, факелов и горючего припасу на ночное время — для освещения — тоже надобно.