Федор Волков

Девятнадцатого января в Большом оперном доме при головинском дворце назначен был «Хорев» Сумарокова с Волковым в заглавной роли. Дни стояли морозные. Закончив утреннюю репетицию, Федор Григорьевич указал, чтоб к вечеру пожарче истопили построенные по соседству две избы для господских людей (кучеров и лакеев). Спустился в партер посмотреть, чисто ли убрано и нет ли какого беспорядка. Прошелся между рядами скамей, обитых толстым красным сукном с узкой желтой тесьмой. Осмотрев стены, недавно заново обтянутые светло-серой холстиной, еще раз порадовался тому, что добился-таки своего: гофинтендантская контора все упрямилась, не отпускала нужной ткани, но наконец уступила настойчивым требованиям театрального директора. Прежняя обивка срок отслужила — обсалилась, потемнела от копоти. То ли дело теперь — глаз любуется, глядя на свежий, чистый цвет зала. Театр должен быть нарядным, иначе какой же это театр! В одном из проходов Волков увидел, что завернулся край войлока, которым покрыт пол, — тотчас распорядился прибить. Подозвав истопника, велел ему дров не щадить:

— А то императрицу простудишь, она обещала прибыть на спектакль.

Зал отапливался четырьмя кирпичными печами, от которых под партером шли специальные «каналы с поворотами». Уходя, Волков просил проверить, исправны ли душники, которые служили для вентиляции воздуха.

«Хорев» имел необыкновенный успех. Публика неистовствовала, бесконечно вызывая актеров. Волков, счастливый, взволнованный, выходил на поклоны. В боковой царской ложе, украшенной штофными малиновыми обоями с золотым позументом, ласково улыбалась Екатерина.

Один из очевидцев представления (писатель А. Г. Болотов, прославившийся своими мемуарами) свидетельствовал, что театр «набит был в сей раз таким множеством народа, что мы насилу могли с ним (родственником Болотова. — М. Л.) выгадать себе местечко в партерах, и удовольствие, которое я имел при смотрении, было неописанное».

А по городу, разжигая любопытство москвичей, уже расклеивали афиши о необычном увеселении: «Сего месяца 30, февраля 1 и 2, т. е. в четверток, субботу и воскресенье по улицам Большой Немецкой, по обеим Басманным, по Мясницкой, Покровке от 10 часов утра за полдни, будет ездить большой маскарад, названный Торжествующая Минерва, в котором изъявится Гнусность пороков и Слава добродетели. По возвращении онаго к горам, начнут кататься и на сделанном на то театре представлять народу разныя игралища, пляски, комедии кукольныя, гокус покус и разныя телодвижения; станут доставать деньги своим проворством, охотники бегаться на лошадях и прочее; кто оное видеть желает, могут туда собраться и кататься с гор во всю неделю масляницы, с утра и до ночи в маске или без маски всякого звания люди».

Неизвестный гравер.

План столичного города Москвы, сочиненный под смотрением И. Мичурина.

Гравюра резцом. 1739.

Многое вызывало удивление: никто отродясь не слыхивал о бабе, прозываемой Минервой, почему-то еще и торжествующей. Кроме того, кто же из горожан не помнил недавнего указа — «по улицам в платье, приличном к комедиям ни в каком, нарядясь, не ходить и не ездить». А теперь объявлены даже улицы, по которым пойдут ряженые, да еще утром, до окончания церковных служб, что давно уже запрещалось.

Волков тщательно продумал порядок маскарадного шествия. Он затребовал карту города — принесли план топографа Ивана Мичурина от 1739 года. С линейкой в руке прикидывал направление, вымерял дистанцию. Караван повозок растянется, видимо, версты на две. Двигаться будет версты три-четыре в час, да задержки и приостановки в пути могут случиться.

В просторном экипаже, в сопровождении помощников Волков объехал маршрут. Он внимательно всматривался в дорогу, определяя возможные помехи будущему шествию, отмечая неровности, заносы, гололед. За Елоховым мостом, от Разгуляя начинался небольшой подъем. По правой руке миновали церковь Петра и Павла с оригинальной островерхой шатровой колокольней. «Построена по рисунку императора Петра», — вспомнил Волков. Далее дорога покруче забирала вверх; ему подумалось, что если будет гололедица, то здесь может случиться заминка. Проехали всю Мясницкую, вдоль которой стояли богатые дворянские и купеческие особняки, свернули к Малороссейке. На Покровке и Новой Басманной проезжая часть была расчищена лучше и хорошо укатана, а вот дальше, на повороте к Яузе, последний снегопад образовал наносы — их придется убирать.