— Очень поучительно подсказываете вы купцу, как ему жить и думать надобно, о-очень!
…Вот говорите — Маякин — лицо выдуманное? А Яшка Башкиров (совладелец компании «Торговый дом Емельяна Башкирова с сыновьями», в 1883–1890 гг. председатель Городской думы Нижнего Новгорода — «ИстЛяп») доказывает, что Маякин — это он, Башкиров. Врёт! Он — хитёр, да не так умён. Это я к тому, что цветы можно выдумать, а человека — нельзя! Сам себя он может выдумать, и это будет — горе его. Вы же сочинить не можете человека. Значит — похожих на Маякина вы видели. И, ежели имеются, живут люди, похожие на него, — хорошо!»
Он нередко возвращался к этой теме.
— В театрах показывают купцов чудаками, с насмешкой. Глупость. Вы взяли Маякина серьёзно, как человека, достойного внимания. За это вам — честь».
Та же история и с купеческими детьми из «Фомы Гордеева». Не принимает отцовскую жизнь, спивается и сходит с ума лишь Гордеев-младший. Прочие успешно ведут бизнес, только одеваются не в картузы и сапоги, а в цилиндры да штиблеты. Сын Маякина унаследовал канатную фабрику отца, зять Якова Тарасовича строит кожевенный завод, да ещё с шурином организовал торговый дом «Тарас Маякин и Африкан Смолин».
Непонятно одно: открывал ли эту страницу сам Быков. Да и вообще, сам ли он писал свой очерк о Горьком?
В повести Чехова «Дуэль» дьякон Победов — единственный, кто что-то делает
Дмитрий Быков, писатель и литературовед.
Важнейший сюжетообразующий элемент литературы XIX века — конфликт двух архетипических героев — лишнего человека и сверхчеловека. Это дуэль лишнего Онегина и молодого гения Ленского. Печорина и Грушницкого. Павла Кирсанова и Базарова. Долохова и Пьера. У Чехова она доведена до абсурда в его повести «Дуэль». Там сталкиваются абсолютно лишний Иван Лаевский и железный Фон Корен. Но их дуэль срывает дьякон Победов. И это новый герой, который приходит на их место. Он единственный в этой повести, кто что-то делает».
«Аргументы и факты», 12 октября 2017 года.
Объявив сверхлюдьми нескольких совершенно разных литературных персонажей, Быков обоснования ради занялся подтасовками. В «Евгении Онегине» Пушкин допускает, что не погибни Ленский на дуэли, в нём мог бы проснуться подлинный талант….
Быть может, он для блага мираИль хоть для славы был рождён;Его умолкнувшая лираГремучий, непрерывный звонВ веках поднять могла. Поэта,Быть может, на ступенях светаЖдала высокая ступень.Его страдальческая тень,Быть может, унесла с собоюСвятую тайну, и для насПогиб животворящий глас,И за могильною чертоюК ней не домчится гимн времён,Благословение племён.…Но дополняет, что с тем же успехом его могло и не оказаться.
А может быть и то: поэтаОбыкновенный ждал удел.Прошли бы юношества лета:В нем пыл души бы охладел.Во многом он бы изменился,Расстался б с музами, женился,В деревне, счастлив и рогат,Носил бы стёганый халат;Узнал бы жизнь на самом деле,Подагру б в сорок лет имел,Пил, ел, скучал, толстел, хирел,И наконец в своей постелеСкончался б посреди детей,Плаксивых баб и лекарей.Однако всё это не более чем размышления над несбывшимся будущим покойника. Над банальными же виршами, которые успел написать Ленский при жизни, Александр Сергеевич изящно издевается.