Вечером, заметив ещё за обедом, что Эриха что-то тяготит, Густав пригласил сына в кабинет, рассчитывая, что тот расскажет о своих проблемах.
Он сел за свой рабочий письменный стол.
– Садись! – показал он сыну на противоположную сторону стола.
Его старший сын, который сел напротив него, был высокого роста, хорошо сложенный, недурён собой, с открытым лицом и высоким лбом. Он, король, постарался дать ему и хорошее воспитание. Для этого он просил у Лютера, когда тот был ещё жив, прислать кого-нибудь для образования сына. И Лютер откликнулся на его просьбу. Вместе со своим сподвижником Меланхтоном[90] они подобрали для его сына способного в науках немца Георга Норманна. И тот прибыл в Швецию в следующем 1539 году, когда Эриху было уже шесть лет. Но он, король, возложил на того не только воспитание сына, но и другие обязанности при дворе, поскольку в Швеции тогда образованных людей можно было пересчитать по пальцам… Эриха обучали латыни и основным европейским языкам. Норманн приучил его и к чтению книг, привил интерес к наукам… Особенно же юного принца поразила астрология. И эта страсть к звёздам осталась у него на всю жизнь: он часто погружался в вычисления, чтобы разгадать из хода звёзд и свою судьбу…
– Что у тебя? – спросил Густав напрямую сына.
Он же, Эрих, кое-что уже предугадал, из хода всё тех же звёзд, поэтому решил откровенно объясниться с отцом.
– Тебе надо уйти в отставку! А правление передать мне! – холодно и расчётливо заявил он.
Его сын, его первенец, ляпнул это прямо ему, своему отцу и королю.
– Ты уже не можешь управлять! – с нервной дрожью в голосе говорил и говорил Эрих это в лицо ему. – Ты забываешь имена людей, своих подчинённых! А то ни с того ни с сего меняешь свои же приказы!..
Да, он, Густав, уже знал это за собой. Но чтобы вот так, как это было заявлено сыном!
Он возмутился от такой его наглости. Посинел… Ему не хватало воздуха…
И он выгнал его из палаты.
– Убирайся с моих глаз! Прочь отсюда!.. Стервец! Чтобы твои дети говорили тебе такое же!..
Эрих быстро вышел из палаты лёгкой пружинистой походкой, с озабоченным выражением на лице. В дверях он столкнулся с королевой. Та, услышав крики супруга в его кабинете, поспешила к нему, зная, что ему опасно волноваться.
Она, Карина Стенбок, стала успокаивать супруга.
Но он уже завёлся.
– Ах! Эта Лауэнбургская порода! – вскричал он, имея в виду свою первую супругу Катарину, её невыносимую болезненную тоску по чему-то, что порой доводило его до белого каления и что передалось её сыну, Эриху… Сам же он не замечал, что Эрих унаследовал не самую лучшую черту характера его самого: вспыльчивость…
Его, Густава, возмутило не только это наглое заявление Эриха. Тот сразу же, как только получил своё герцогство, стал нарушать взятые обязательства перед шведской короной, перед их домом, Вазов, нарушил присягу, данную риксдагу. Первым делом он привёл в своём герцогстве рыцарство и дворян к присяге себе, герцогу. Стал собирать большие денежные доходы… Густаву донесли ещё, что его старший сын учредил у себя и сеймики. В противовес риксдагу!..
– Он же давал клятвенное обязательство: «Хранить верность своему отцу, королю, и Шведскому государству! Содержать в готовности две тысячи человек пехоты и пятьсот конников на службу королю! Смотреть, чтобы не устраивались тайные заговоры!..»
Обеспокоенный этим, он велел срочно набрать в Германии рейтар и пехотинцев, поставил во главе их верных ему рыцарей и дворян. Он не знал, что ещё ожидать от своего старшего сына, поэтому предупреждал его шаги…
А через год, на Сретение, риксдаг провозгласил Эриха кронпринцем[91], наследником короля.
Он, Густав, несмотря на выходки старшего сына, поддержал решение риксдага, хотя и сомневался в том, правильно ли сделал.
Теперь его сыновья уже не собирались вместе. Прошли те времена. Они стали герцогами, официально управляли своими провинциями. Юхан получил в управление Финляндию, стал финляндским герцогом, а Магнус – герцогом Эстергетланда. Карл же был ещё молод для этого.
У них был свой штат двора, советники, и войска тоже.
И это Густава тревожило…
– Как вы, мои дети, будете жить в согласии и дружбе после меня-то?! – бывало, говорил он с ними, сыновьями, когда они ещё не были самостоятельными герцогами с обширными владениями. Обычно всё это происходило за обедом, когда вся семья собиралась вместе за столом.
Он никогда не доверял советникам, чиновникам и управителям. А сейчас, уже на краю своего времени, тем более. И теперь он по-стариковски шумел, незаслуженно обижал их, подозревая в неверности. К тому же он всё чаще думал о прежних временах. Особенно о кровопролитном позорище между наследными принцами после короля Магнуса Ладулоса[92]…
И он, при возможности, наставлял сыновей к стойкости в вере и к согласию между собой.
– Если вы не будете соблюдать веру, то прогневаете Бога!.. А противоборствуя один другому, станете жертвой для людей!..
Зимой, в начале января 1559 года, в Стокгольм пригнал из Дании скорым гонцом Георг Ранцов.