Фельдмаршал должен умереть

Ты забыл, – сказал себе барон, – о «деле Роммеля», как, впрочем, и о самом Роммеле. Забыл, что фюрер давно относится к нему с таким же недоверием, с каким вся верхушка рейха относится теперь к адмиралу Канарису, генералу Остеру и множеству других, причастных к заговору 20 июля. Вся «не запятнавшая себя изменой» верхушка рейха…

О том, что генерал-фельдмаршал Роммель напрямую участвовал в заговоре генералов и находился в активной оппозиции фюреру, в офицерских кругах говорили давно, упорно и совершенно открыто. Как и о том, что участвовать в попытке захвата власти в стране после взрыва бомбы в ставке фюрера «Вольфшанце» Лису Пустыни помешала только некстати – или же, наоборот, очень даже кстати, – полученная рана. Которая тоже воспринималась с неким подозрением: уж не для маскировки ли было организовано это странное ранение, непонятно какого происхождения?

– Прошу прощения, господин Скорцени, но считаю ваше замечание не совсем уместным, – все-таки взыграла в душе барона прусская гордыня.

– Еще как уместно! – продолжал «держать его за шиворот» обер-диверсант рейха. – Вы никогда не задавались вопросом, почему до сих пор отсиживаетесь в некоей тыловой унтер-офицерской школе? Так вот, над этим тоже советую поразмыслить. К тому же формирование группы Курбатова, в которую велено войти и вам, осуществляется по личному приказу рейхсфюрера СС. Нужны еще какие-то дополнительные разъяснения?

«О чем он говорит?! – вновь душевно возмутился фон Шмидт. – Хочет убедить, что в этой баварской унтер-офицерской школе меня попросту спрятали подальше от Мюллера, следователей гестапо и гнева Народного суда?!»

– Когда этот ваш мессия, полковник Курбатов, прибудет сюда, я смогу наконец покинуть этот тыловой крысятник? Вместе с полковником, разумеется?

– Только для этого он и прибывает. Вам предстоит далекое и приятное путешествие.

– В сибирскую Россию, – саркастически осклабился Шмидт.

– Не подсказывайте мне идею, которая может стать слишком навязчивой, чтобы ею не воспользоваться, – посоветовал Скорцени. И тут же не удержался: – Сибирская Россия?! А что – это мысль!

– Россия – всего лишь полуазиатское дерь-рьмо!

– Словом, вы все поняли, – всё ещё сохранял невозмутимость Скорцени. – Подробности узнаете от полковника. И помните о берегах Корсики.

– Вот чего я действительно никогда не забуду, так это берегов Корсики.

Положив трубку на рычаг, Шмидт еще какое-то время молча смотрел на нее, словно на часовую мину, которая вот-вот должна взорваться.

– Вы сообщали ему о нападении? – спросил он начальника школы. Гауптман наполнил бокал бордовым вином и протянул его Шмидту.

– Никому ничего я пока что не сообщал. Даже своему шефу из штаба армии.

– И что вообще не собираетесь сообщать?! – восхитился его рискованностью фон Шмидт.

– Позвоню, конечно. Ждал, что кое-что прояснится. Хотя… никто из гарнизона школы не погиб и даже не ранен. Имущество тоже не повреждено.

– Здесь есть еще один телефон, по которому кто-либо из ваших офицеров мог звонить без вашего согласия?..

– С Берлином могли связаться только по этому телефону. Однако без моего ведома это запрещено под страхом смерти.

– То есть вы считаете, что никто из офицеров?..

– О нападении? Без меня?! Я бы ему шею свернул. Впрочем, никому такое и в голову прийти не могло. Тем более что кабинет был закрыт.

– Но существует рация.

– В соседней комнате. Для меня и радиста. Я бы хотел видеть радиста, который решился выйти на связь без моего разрешения. А что вас, собственно, интересует? Вы не могли бы выражаться яснее.

– Затевая разговор со мной, Скорцени уже знал о нападении, и это наталкивает на размышления.

Они выпили, молча посмотрели друг на друга, вновь наполнили бокалы и, даже опустошая их, старались не спускать глаз друг с друга.

– Он сказал вам об этом?

– Нет, но дал понять.

– Почему же тогда он не потребовал объяснений, почему не потребовал моего доклада?

– Это уже не столь важно. Если вы ему не докладывали, значит, сообщил кто-то из его тайных агентов, которые находятся здесь, в школе, и о существовании которых вы не догадываетесь.

– Здесь есть один тайный агент. Но он уже давно не тайный. По крайней мере, для меня. И он тоже ничего не сообщал. Не успел. Поскольку пребывает в весьма… несвежем состоянии. После вчерашней попойки. Вряд ли он слышал выстрелы.

– Выходит, что их агенты – тоже окопное дерь-рьмо.

– Ну, нет, с агентом, считаю, мне как раз повезло.

– Но если и этот ваш подчинённый тоже не сообщал, тогда возникает вопрос…

– Вопросов, господин оберштурмбаннфюрер, уже даже не возникает. И так все ясно.

– Хотите сказать, что нападали подопечные самого обер-диверсанта рейха?

– Вы же понимаете, что я не решился бы всуе произносить такое имя, – пожал плечами гауптман.