Фельдмаршал должен умереть

Вернувшись в офицерскую казарму, где у него была отдельная комната, Курбатов свалился на кровать и несколько минут лежал, глядя прямо перед собой. Мысленно он проходил, вернее, пытался пройти весь тот путь, который сумел преодолеть во главе группы «маньчжурских легионеров». Теперь, уже здесь, в Италии, князь все чаще возвращался к этому походу, отдельные фрагменты которого представали перед ним то в виде неприятных, навязчивых видений, то в виде удивительно светлых, как воспоминания юности, грез. Его вновь тянуло в Украину, в Россию… Хотелось начать свой новый рейд с Карпат и завершить на прибрежных сопках Дальнего Востока.

Познав вкус диверсионного пилигримства, он теперь жертвенно предавался соблазну нового пути, как размечтавшийся о прощении всех грехов паломник.

Устав от воспоминаний и грез, полковник неожиданно задремал, но в это время в дверь постучали и на пороге возник лейтенант Шенге, адъютант начальника лагеря:

– Разрешите обратиться, господин полковник!

– Что там опять произошло? – поинтересовался Курбатов, продолжая лежать с полузакрытыми глазами. – Зонбаха повысили до бригаденфюрера?

– Нет, но, если позволите, эта новость очень важна именно для вас.

– Хотите сказать, лейтенант, что до бригаденфюрера повысили меня?

– Извините, господин полковник, но о вашем повышении в чине мне пока что ничего не известно. – До предела педантичный, лишенный всяких эмоций, этот лейтенант скорее был похож на безучастного, переусердствовавшего в молитвах монаха, нежели на адъютанта начальника разведывательно-диверсионной школы, который к тому же сам недавно стал выпускником ее диверсионного отдела. – Здесь две радиограммы. Специально для вас.

– Так несите их сюда, лейтенант, утешьте отставного диверсанта.

– «Полковнику Курбатову, – прочел он. – Вам поручено сопровождать груз особой важности. Он прибудет в бронемашине. Адрес доставки вам сообщат. Отвечаете головой».

«Какая бестактность, – покачал «ответственной» головой Курбатов. – Мог бы обойтись и без угроз! Смысл второй телеграммы оказался более романтичным:

«По сообщениям агента Аттилы, недавно он случайно встретился с известным вам Иволгиным». – Каких только чудес не случается в этом мире! – изумился этой неожиданностью князь. – Ротмистр Иволгин объявился! Он всё еще живет идеей создания Народной армии освобождения Поволжья или что-то в этом роде! – «Выйдя на связь, этот агент, до недавнего времени считавшийся пропавшим без вести, сообщил, что группа, которую он и Иволгин возглавляют, движется в сторону Украины. Подумайте, есть ли смысл послать им навстречу нашу группу, способную усилить ее и развернуть диверсионную работу? Возможно, с включением части группы известного вам штурмбаннфюрера Штубера. Ваше мнение, князь? Скорцени».

– Когда явиться за ответом, господин полковник?

– Он уже готов.

– Позвольте записать?

– Скрипите пером, канцелярист. А текст такой: «Груз будет доставлен. Прошу определить контрольные точки, на которых предполагается установить связь с группой Иволгина. Готов создать группу поддержки и возглавить её». Записали?

– Так точно, господин полковник.

– Если станете настаивать на том, чтобы в группу включили и вас, лейтенант, можете рассчитывать на мою поддержку.

– Меня? – безинтонационно переспросил Шенге. – Можете не рассчитывать. Я не самоубийца, поэтому хочу благополучно пережить эту войну, которая уже давно потеряла для меня всякий смысл.

– Что можете понимать в смысле войны вы, так ни разу этого самого смысла не познавший?

– Очевидно, мне это не дано. Как не дано познать ее никому другому. Ибо всякая война бессмысленна.

– В этом-то высший смысл её и заключается, – мечтательно улыбнулся Курбатов. – Конечно, всякую войну начинает кто-то конкретный, в связи с конкретным конфликтом, исходя из конкретных политических амбиций. Но те, кто оказывается на полях сражений, очень скоро забывают и имена инициаторов этой войны, и причины, побудившие армии взяться за оружие. Дальше она развивается по своим, только Господу – да и то вряд ли – понятным законам.

– Смею предположить, – всё так же безучастно поддержал его Шенге, почувствовав, что в эти минуты – вот так вот, лежа в постели, с закрытыми глазами – Курбатов беседует не столько с ним, сколько с самим собой.

– В конечном итоге, каждый находит в войне то, что ищет, что способен найти. Одни усмиряют в окопах и в штыковых атаках свою ненависть, другие – ярость и гордыню, третьи – трусость… Одни видят в ней способ раскрыть талант диверсанта, разведчика, офицера, полководца. Другие входят в нее, как в воды Иордана, избавляясь от скуки и безысходности обыденного бытия.

– И что же, осмелюсь спросить, пытаетесь найти в этой войне вы, господин полковник?

Заслышав подобный вопрос, Курбатов обычно считал тему исчерпанной, однако на сей раз его повело. Где-то в глубине души его задевала инертность этого немца. Словно бы не его армия начала войну.