Фельдмаршал в бубенцах

— Все по-прежнему. Тишь да гладь. Фарро бранится, караулы по расписанию, жалованье в срок. Только Орсо чудной ходит. Последнее время за ворот закладывал, а тут — как отрезало. Холоден, любезен, ни крика, ни тычка. Но только он как курок взведенный. Глазища мрачные, все хмурится, по сторонам зыркает. Мне иногда кажется, что он будто каждую минуту выстрела в спину ждет.

Тосканец разворошил волосы и задумчиво посмотрел на Годелота:

— Я ничего не понимаю, дружище. Промеж нас нет святых. Всякое бывало — и драки, и еще чего похуже. Только кто б чего ни отчебучил, Орсо никогда на заду не рассиживал. Сам тебе скулу своротит, все тебе о родне твоей до седьмого колена выложит, шляпу поправит — да пойдет за тебя по своим тропкам шустрить. Ни разу не было, чтоб он своего выручить не сумел. Так что же он, гад, сейчас…

— Не лезь в это, Тео! — оборвал приятеля Годелот. — Ничего мне от Орсо не нужно, лучше здесь сдохну.

Он осекся, тут же пожалев о своей запальчивости, но Морит не стал расспрашивать, верно истолковав эту вспышку. Помолчав, он мягко добавил:

— Да я и не лезу. Только ты послушай. Пусть от Орсо тебе ничего и не нужно, но нельзя же сидеть и в потолок плевать. Самому из карцера ловить нечего, но мы-то с парнями здесь, под боком. Ты не молчи, если чего надо, слышишь? За других ручаться не стану, но хоть я, хоть Карл — мы всегда, чем сможем, подсобим.

Годелот медленно вздохнул. Обернулся к Мориту, снова неловко и кривовато улыбаясь:

— Спасибо, Тео! Правда, спасибо. Надо же. Уж кто б подумал, когда мы с тобой друг друга вином поливали?!

Морит фыркнул, а шотландец вдруг встрепенулся:

— А знаешь, сделай для меня одну безделицу. — Он потянулся за Библией. — В Каннареджо есть лавочник Фарино, книготорговец. Отнеси ему эту Библию. Видишь, тут страница выдрана. Негоже это для святой книги. Пусть починит, он старикан мастеровитый, а едва концы с концами сводит. Деньги я тебе верну, на уплату долгов часть жалованья даже арестантам полагается.

Морит взял Библию и сунул под дублет.

— Не обнищаю, не тревожься, — усмехнулся он. — Сделаю, брат. — Теодоро поднялся с койки. — Скоро караулы будут менять. Ты держись, слышишь? Я снова на посту послезавтра. Попробую тебе вина глоток притащить — все веселей.

Годелот крепко пожал тосканцу руку:

— Раньше смерти еще никто не помирал. Бывай, брат.

* * *

Доктор Бениньо вышел из кухни и медленно двинулся вверх по лестнице. Распоряжения Филомене на предмет завтрашнего герцогского меню были заключительным этапом его ежевечернего ритуала, после которого врач отправлялся в свои апартаменты и погружался в тревожный полуотдых, в любую минуту готовый рвануться на зов. Но сейчас, разбитый после бессонной ночи, измотанный круговертью последних нескольких дней и тревогами о Годелоте, он не мог отделаться от назойливого чувства, будто что-то забыл, упустил и не доделал.

Герцогиня сегодня трижды спрашивала об отце Руджеро… Под вечер была раздражена, взвинчена и настойчиво требовала немедленно отправить к доминиканцу скорохода и принести ответное письмо. Бениньо один знал, каких усилий ему стоило успокоить хозяйку.

Спать. Сейчас же спать. Госпожа приняла опиум, у него наверняка есть несколько часов, чтоб отдохнуть и подавить наконец зудящий шум в кружащейся от усталости голове.

Он уже поднялся на последнюю ступеньку и двинулся по полутемному коридору, когда навстречу качнулся свет фонаря. Посреди коридора стоял полковник Орсо, глядя на приближающегося врача.

— Добрый вечер, господин доктор! — промолвил он с неожиданной сердечностью. — Я услышал ваши шаги и решил подождать вас. Здесь чертовски темно, а у меня все же есть фонарь.

— Вы очень любезны, полковник, — кивнул Бениньо, пытаясь подавить неприятную нервозность, овладевшую им при виде Орсо.

Они неторопливо двинулись вместе по коридору в желтом покачивающемся световом круге. Врач не нарушал молчания, лишь изредка взглядывая на спутника уголком глаза и поневоле отмечая, что давно не видел Орсо таким спокойным. Кондотьер же, словно почувствовав взгляд, обернулся и участливо заметил:

— Вы выглядите уставшим, доктор.

Бениньо машинально усмехнулся:

— Пустяки! Вы же сами знаете, ваше превосходительство, что у меня за хлопотная профессия.

— О да, — кивнул Орсо, — я отменно понимаю вас. Я сам черт-те чего в жизни повидал и знаю, как изматывает игра на два фронта.

Врач замедлил шаги и остановился. Кондотьер встал напротив, чуть выше поднимая фонарь и глядя на эскулапа с холодным выжидательным интересом.

— Похоже, я превратно вас понял, полковник, — отрезал врач.

— Отнюдь, — Орсо сохранял все тот же доброжелательно-светский тон. — Более того, я не могу не оценить вашего профессионального рвения. Ведь только им я могу объяснить то, что несколько дней назад вы посетили арестанта, к которому запрещен всякий допуск, и даже оставили ему снадобье.

Он вынул из кармана пузатый флакон и покачал в пальцах, любуясь игрой света на гранях темного стекла. Зачем-то посмотрел флакон на свет, откупорил и с любопытством понюхал содержимое.