Врач выпрямился, будто пытаясь не позволить полковнику нависать над собой.
— Мальчик болен, Орсо, — твердо сказал он, — имейте хоть немного человечности.
— Не тревожьтесь, его невзгоды близятся к концу, — ободряюще кивнул кондотьер.
— Ваш цинизм отвратителен!
Но Орсо лишь пожал плечами:
— Пусть так. Но не вам решать судьбу Мак-Рорка, уясните это, Бениньо.
Эскулап оскалился:
— О, да вы решили напомнить мне мое место! Если вас задевает, что я пренебрег вашим запретом, то здесь вам просто придется признать, что вы переоцениваете степень своего влияния.
— Вот как… — Орсо задумчиво повертел флакон в пальцах, а потом с силой швырнул склянку о стену, и громкое «звяк!» разбрызгалось по шершавому камню причудливой кляксой. — Однако при этом придется признать, что степень вашего доверия Мак-Рорку переоценить трудно. Ведь в ночь гибели отца Руджеро парень, несомненно, бегал в Каннареджо с полной мошной серебра к фармацевту. Не так ли? Иначе почему, услышав о смерти отца Руджеро, вы по странной ассоциации тут же спросили о здоровье Мак-Рорка?
Бениньо вскинул подбородок, ощетиниваясь, а полковник вкрадчиво понизил голос:
— Или просто самый преданный, самый непогрешимый из вассалов ее сиятельства успел сменить сторону? Наушничает о хозяйских секретах, раздает подкупы… Как давно это продолжается, господин доктор? И что еще вы успели рассказать мальчишке? О господи… — В тоне Орсо зазвучала снисходительная насмешка. — Стать шпионом семнадцатилетнего мальчика, какое падение!
Он сделал паузу, то ли ожидая ответа, то ли по-удавьи наслаждаясь молчанием врача и едва заметной дрожью побелевших крыльев его носа. А потом вдруг заговорил уже без всякой иронии, тяжело и зло чеканя слова:
— Да какого же черта вы вытворяете, доктор?! Мак-Рорк — случайная пешка в этой игре, давно утратившей всякие правила! Он уже сыграл свою роль, зачем вы тянете его дальше? Из-за вас он в шаге от пропасти!
— Да неужели?! — вдруг рявкнул врач. — Вы использовали мальчика, чтоб подобраться к Джузеппе Гамальяно и довести до конца свою безумную затею! А теперь, когда последний из Клана мертв, вы вдруг торопитесь намотать поверх одежды белую простыню и выдать ее за хитон праведника? Не рановато ли? Быть может, стоило подождать, пока кровь отца Руджеро на ваших руках успеет свернуться? — Орсо слегка отпрянул, будто в лицо ему плеснули пригоршню помоев, но Бениньо еще не закончил. — Или вы будете возражать, полковник? В таком случае нельзя ли узнать, где Мак-Рорк взял для убийства оружие, которое обошлось бы ему в восемь жалований? Или он уходил из особняка, спрятав мушкет в карман?
Лицо Орсо налилось желчью.
— Вот как… — протянул он. — Стало быть, вы видели Мак-Рорка уходящим. Полагаю, теперь глупо отрицать, что вы причастны к его… ночной прогулке.
— Да, — отрезал врач, — причастен. Это я дал Годелоту денег и велел выкупить у Гамальяно Треть. Я не знаю, есть ли в чертовой легенде хоть зерно истины, но парня пора было освободить от этого проклятия! И что же? К утру Гамальяно и доминиканец мертвы, а над Годелотом нависает обвинение в убийстве. Вы же при этом не были нигде, но таинственным образом знаете все! Занятная череда совпадений, не так ли?
Орсо шагнул вперед, сгреб ладонью край докторского камзола и тихо проговорил:
— Прекратите орать, вы, сумасшедший пиявочник! Я ничего не собираюсь объяснять вам, но однажды я уже предложил одному человеку не становиться моим врагом. Он не внял моей просьбе. Не повторяйте его ошибки. И еще. Держитесь подальше от Мак-Рорка. Имейте в виду, теперь я знаю, что вы — ларчик с двойным дном.
— Вы мне угрожаете? — огрызнулся Бениньо. — Вы, убийца?
— Да, — отсек Орсо, — я угрожаю вам, предатель.
— Предатель… — Уголок докторского рта искривился. — Не сильно ли сказано?
— В самый раз. — Полковник сделал паузу, затем отступил назад и указал во тьму коридора: — Вы, кажется, спешили, господин доктор. Дальше горят факелы.
Помолчав, Бениньо стремительно двинулся вперед.
Орсо долго стоял, глядя в удаляющуюся спину врача, пока тот не скрылся за поворотом лестницы. Потом неторопливо направился в противоположную сторону. Кондотьер чувствовал, как истончились нити причудливого кружева, которое он неутомимо плел столько времени, и как легко теперь запутаться в этих прихотливых тенетах.
Мессер Фарино зевнул, потирая глаза кончиками пальцев. Все же мир устроен до невозможности непрактично. Читать в полутьме — сущее наказание. А зажигать две или вовсе три свечи — где ж таких денег напастись? Однако если не читать, не нянчить хрупких страниц, не печься о переплетах, то зачем тогда вовсе придуманы глаза? Не таращиться же на кучи гниющих овощных очисток у дверей лавки напротив.
Фарино досадливо сплюнул в холодный очаг и снова склонился над томиком сонетов какого-то англичанина. Он понимал от силы одно слово из семи, но его мало смущало это неудобство. Тем более что до заката оставалось не больше часа, а свеч в корзине было издевательски мало.