Фельдмаршал в бубенцах

У кого попросить совета — тут и думать было нечего. Кудрявая лавочница Росанна непременно знает, где найти Пеппо. Черт, а ведь он надеялся увидеть ее совсем по другому поводу… Только вот лавку сыскать будет непросто. Замедлив шаги, Годелот задумался. Плутать по Каннареджо наобум — только время терять. А вот, пожалуй, от того самого памятного моста дорогу он найдет.

…Здравая эта мысль себя оправдала, хотя шотландец все равно порядком порыскал по шумным и грязным переулкам. Стрелка на видневшихся из-за крыш башенных часах уже ползла к восьми, когда Годелот вышел к лавке Барбьери и толкнул дверь. Но тут его поджидало разочарование. Лавка была заперта.

Раздосадованно выругавшись, шотландец устремился к соседней лавчонке, где восседал долговязый, неистово веснушчатый и чрезвычайно медлительный субъект, торговавший луженой посудой.

— Барби-и-иери-то?.. — гнусаво протянул он. — Как же. Знаю. Нет их.

— Я вижу, что их нет, — осклабился Годелот, изнемогая от желания врезать одним из стоящих на полках ковшей аккурат в середину хозяйского лба. — А когда они вернутся?

Лудильщик неторопливо почесал переносицу.

— Ну, когда… Когда надо, тогда и вернутся. Они ж не просто так уехали. По делу. У покойной жены Джованни сестрица в Виченце осталась. Стало быть, Росанне тетушка. Она дочку замуж выдает. Вот Барби-и-иери на свадьбу и уехали.

Выслушивая эту обстоятельную сагу, Годелот чувствовал, что ковши потеряли свою прелесть. Веснушчатый герольд, скорее, заслуживал основательной суповой кастрюли. С трудом подавив в себе злость и сквозь зубы распрощавшись с лудильщиком, шотландец почти выбежал на улицу и остановился в полной растерянности. Ну же. Пеппо не может жить далеко отсюда.

Траттория. Непременно большая — в такой легче затеряться. И в ней, несомненно, много военных — Пеппо обязательно позаботился бы о том, чтобы за заработком не нужно было далеко бегать. Что же остается? Только рыскать от одной траттории к другой в надежде, что ему повезет.

Глава 16. К стопам пророка

В траттории «Шлем и гарда» тем вечером было удивительно мирно. Хотя в питейной не пустовал ни один стол, сегодня никто не горланил пьяных куплетов, и даже ни одной свары не вспыхнуло по углам.

Мессер Ренато за стойкой лениво возил лезвием ножа по оселку, в охотку потягивая из объемистой кружки разбавленное вино. Он предвидел, что сегодня гуляки не засидятся, и уже мечтательно подумывал о бараньем супе в тишине своих апартаментов.

Когда грезы эти уже дошли до образа дымящейся мозговой кости, входная дверь скрипнула, и кабатчик с неудовольствием вынырнул из своих мыслей. Кого еще нелегкая принесла? Но Ренато тут же уронил оселок и вытер руки о засаленный фартук: в тратторию вошел немолодой и сухопарый доминиканский монах. Этот гость едва ли пожаловал, чтоб угоститься выпивкой и шкварками…

А монах неспешно двинулся к стойке, не замечая ни настороженных взглядов, ни зарокотавшего в питейной шепота. Подойдя вплотную, он сухо обратился к кабатчику:

— Добрый вечер, любезный.

— Здравы будьте, святой отец, — поклонился Ренато, незаметно отодвигая кружку. — Чем могу вам служить?

— Мне чрезвычайно нужно повидаться с одним из ваших постояльцев, — спокойно отозвался доминиканец. — Надеюсь на ваше содействие.

— О… так конечно, — Ренато ощутил, как в животе что-то нехорошо сжалось, — а кого ваша милость разыскивает?

— Мне потребен слепой оружейный мастер по имени Джузеппе. — Монах оперся ладонью о стойку, и кабатчик не к месту подумал, что сроду не видел таких чистых ногтей.

— Так это… Святой отец, слепой парень у меня квартирует, все верно. Только его не Джузеппе кликать. Риччо его зовут. Фабрицио то бишь.

Доминиканец улыбнулся уголками губ:

— Высокий черноволосый юноша лет семнадцати, темно-синие глаза и рубец на щеке?

— Э… да, он самый. — Ренато откашлялся.

— Тогда меня устраивает и Фабрицио. Благоволите за ним послать. Обо мне упоминать не стоит, ни к чему понапрасну… смущать.

Кабатчик замялся. Спорить с братом-доминиканцем, от которого отчетливо веяло спокойной уверенностью облеченного властью человека, было не с руки. Но к постояльцам своим Ренато относился не без некоторой принципиальности. Снова неловко откашлявшись, кабатчик промолвил:

— Сию минуту, святой отец. Не знаю, у себя ли парень. Я пошлю слугу.

Но в этот момент из-за стола поднялся неизменный капрал Бьянко, встревавший во все и всегда.

— Э-э, погодите, мессер Ренато… — протянул он в своей обычной манере. — Ни к чему постреленка зря гонять. Детишки разговорчивы. Да и чего букаш сделать сможет, коли Риччо заупрямится? Я сам схожу. Будет надо — и в охапке парня притащу.

В питейной повисла напряженная тишина, но доминиканец лишь кивнул:

— Премного обязан, господин капрал. Только извольте знать вежество.

— Все будет в лучшем виде, — с ухмылкой заверил капрал и двинулся вверх по лестнице, провожаемый десятками тяжелых взглядов.

* * *