Феликс с железной дороги

Она рассеянно захлопнула дверь машины, думая о Билли, и направилась к вокзалу. Не сосчитать, сколько раз они проделывали этот путь вдвоем. Увидев на крыльце Энди, она едва не остановилась как вкопанная. Она сразу почувствовала – что-то случилось. Но когда Энди заметил ее и подошел, встревоженный и грустный, Энджи поняла, что новости будут очень плохие.

Энди почти обрадовался, увидев Энджи у крыльца: он хотел ее перехватить раньше, чем она зайдет на станцию. Он знал, как близко она дружила с Билли, и не мог предсказать, как она отреагирует. Может быть, чутье подсказало ему, что не стоит сообщать ей эту новость при свидетелях.

Он взял ее под локоть, отвел в сторону и все рассказал.

Когда так долго работаешь вместе (не всякий брак продержится столько лет!), когда вместе смеешься, шутишь, жалуешься и делишься тем, чего больше никому не расскажешь, то после смерти друга остается огромная брешь. Энджи знала, что Билли тяжело болеет, но не представляла, что он умрет. Думать о таком просто не хочется. Ты решительно стискиваешь зубы и идешь работать дальше. Билли всегда поступал именно так. Сад, выставки и экологические нововведения давались нелегко, ради них он работал и старался изо всех сил. Всю жизнь он занимался только этим.

Известие о его смерти стало для Энджи ударом. Она была сильной женщиной, активной и энергичной, но теперь она как будто стала меньше ростом. Она не могла работать. Билли не было, и ей хотелось исчезнуть, хотя бы на время.

Разумеется, в итоге ей пришлось работать без него. Пусть не в этот день, но позже, каждый день и каждую неделю ей и другим сотрудникам нужно было, как всегда, объявлять о прибытии поезда, проверять билеты, помогать пассажирам и делать все остальное. Дома было не так тяжело, но на рабочем месте все напоминало о Билли. В графике дежурств была его фамилия, на стене – его фотография, в ящике для писем лежали записки, которые он никогда не прочтет. И, пожалуй, больше всего о нем напоминала Феликс.

Кошка не понимала, куда он исчез. В конце его смены на парковку больше не приезжала серебристая машина, на которой так приятно было сидеть. В саду, сколько ни проверяй, Билли в своем комбинезоне не копался в земле, не наклонялся погладить Феликс обветренной, загрубевшей рукой. Она не могла больше виться у его ног или запрыгивать к нему на колени. Даже его запах мало где сохранился, потому что на рабочем месте личные вещи лежат в ящиках и шкафах, а отпирать металлические двери Феликс, при всей своей сообразительности, не умела.

Для всех на станции это время было нелегким, но тяжелее всех уход Билли переживала Энджи. Она не могла справиться с приступами горя, которые могли накатить в любую минуту – неожиданно слезы подступали к глазам, голос начинал дрожать. Но она была бригадиром, сотрудники ждали от нее решений, и надо было соответствовать. Что бы ни случилось, Энджи отвечала за порядок; за это ей платили.

На платформах ты должен быть готов справиться с любыми проблемами. А вот в бригадирской, за закрытой дверью… Там можно было дать волю чувствам. Пока без этого было не обойтись: всем иногда нужно делиться переживаниями. Вот только Энджи как руководителю трудно было найти того, кому она могла бы излить душу. Но она все-таки нашла.

– Нет больше нашего старого зануды, Феликс, – говорила она кошке. – Как нам теперь быть?

Когда Энджи не хотела, чтобы ее видели, она разворачивала кресло к стене, спиной к двери со стеклянным окошком, прочь ото всех – кроме Феликс. Феликс не отходила от нее, всегда ее слушала и, казалось, понимала. Энджи рассказывала ей о своем горе, а та смотрела большими зелеными глазами с бесконечным сочувствием и забиралась на колени, чтобы ее погладили. Энджи долго гладила кошку, и это утешало их обеих. Поговорив и пообнимавшись с Феликс, Энджи чувствовала, что снова может взять себя в руки. Она делала глубокий вдох и выходила обратно на платформу, заставляла себя заниматься делами, улыбаться, изображать уверенность – и тайный запас сил для этого ей давала станционная кошка.

Феликс тоже пришлось привыкнуть к отсутствию Билли. Но тот оставил ей в наследство место, которое стало для нее самым любимым. Каждое утро она приходила в его садик. Если ей было весело, она бродила среди котовника, а если было настроение порезвиться, пряталась на клумбе и поджидала нахальных голубей. Но и ей иногда хотелось посидеть в тишине; тогда она просто уходила в высокую траву, думала свои кошачьи мысли и смотрела, как вокруг течет жизнь. А если кто-нибудь отвлекал ее в те минуты, когда она была не намерена общаться, она одним взглядом отсылала наглеца прочь. Только глупец стал бы упорствовать, когда на него сердито смотрит станционная миссис Брюзга.