Феликс убил Лару

Инженер, конечно, чувствовал себя виноватым, да и Нафталин, как прозвала звезду сериала «Приземленные» Нинка, не то чтобы слишком ему нравилась. Но девица была предсказуемой, как все из Голливуда, мозги ему не выворачивала, пока он занимался тяжелой ракетой, не вызванивала на пусковой площадке с вопросами «А где корм для Брейвика?». Так Нинка прозвала пожилого питбуля инженера, после того как пес с трудом словил трёхлапую кошку соседей, да и сожрать смог только половину, а потом еще две недели кашлял, пытаясь избавиться от кошачьей шерсти, застрявшей в горле.

Инженер сидел и смотрел, как Нинка собирала вещи. Стало грустно… Еще ему было немного стыдно перед Мовшовичем, Нинкиным отцом, и Фельдманом, который и уговорил всех совершить такой грех, отпустив чистую девочку с американским гоем в нечестивое плавание.

– Я хочу подарить тебе мой джет! – в который раз предлагал инженер, но Нинка только водила пальцем перед лицом бывшего бойфренда и шипела, что они у него его в аренду возьмут. Папа наскребет мелочь…

– Надеюсь джет твой долетит до Тель-Авива?.. – Она поглядела сквозь стеклянный потолок в небо. – А то как-то… Может, лучше электрокары строить?

Инженер, хоть и крепкий духом парень, не выдержал, взял с блюда большой сочный персик и запустил им в Нинку. Этот снаряд долетел точно до цели, размазавшись по всей ее физиономии, и стек на грудь густым сиропом. Она стала протирать глаза от мякоти, чуть было не грохнулась на пол, поскользнувшись на брызгах сока, а инженер заржал как табун лошадей и зааплодировал.

– Видишь, – хохотал миллиардер, – что-то мое все же долетает до цели!

С помощью Протасова, кредитов его банка, Абрам уже через шесть месяцев открыл в центре Кора-Болта хоральную синагогу со старинным свитком Торы в богатом золотом убранстве и иешиву рядышком, чтобы детки учились, чтобы хорошее утраивалось. Предприятие оказалось столь успешным, что привлекло к себе добрую общину в сто с лишним евреев. Сначала приезжали посмотреть, а потом и насовсем, с семьями, надеясь, что навсегда. Рава Фельдмана не только уважали, но и любили. Правда, слишком умным человеком он не слыл в общине, но знания имел обширные, почти энциклопедические, что дополняло ум, плюс жизненный опыт и желание помочь всякому нуждающемуся.

Он снял большую квартиру неподалеку от синагоги и перевез в нее из Тель-Авива свою жену Рахиль и детей их общих, которые тотчас принялись за учебу у правильных учителей, выписанных Фельдманом из разных областей постсоветского пространства. Он даже организовал кружок по изучению идиш – а вел его очень старый рав Шаферман.

Навестить родственников со временем решился и Беньямин Мовшович, прихватив свою жену Беллу. Оглядел все, что хотел, помолился изрядно и наслушался огромной сейчас редкости – еврейских религиозных песен на идише. И такие музыки обрамляли стихи, такой пронзительности были мелодии, что Мовшович моментально вспомнил Одессу, откуда был родом, откуда немного помнил идиш и эту волшебную музыку. Казалось, шестьдесят лет назад вся Одесса пела эти песни.

Войдя в дом зятя, Мовшович обнял Фельдмана с такой силой, что чуть было не поломал его, роняя горячие сладкие слезы на плечо недооцененного родственника.

– И всего-то за год! – вскрикивал он. – На азиатчине! У мусульман!

Тихонько радовалась Рахиль. Она влюбленными глазами глядела на мужа и старалась не заплакать.

– Да-да, гений! – декларировала Белла. – Не на готовенькое пришел, а сам создал! А для чего Всевышний дал человеку руки, Стасик?

И стол был прекрасным. Все самое свежее, хоть и простое, но фаршированное с любовью, запеченное с искренностью, вино кошерное, но мужчины предпочитали водку, а к десерту Мовшович откуда-то словно фокусник выудил замысловатую бутылку и с восторгом представил:

– Самый настоящий сливовый коньяк! О как!

Абрама от словосочетания «сливовый коньяк» чуть было не вырвало, но не от предполагаемого вкуса, а от нахлынувших цунами воспоминаний. От Михайловской области с самогоном старухи Никодимовой до саммита в клубе пана Каминского, где сливовый коньячок разливал Миша Маркс.

Фельдман взял себя в руки, к рюмке с коньяком лишь усами приложился, сказал слова благодарности семье Мовшовичей и конечно же выразил свою огромную любовь жене Рахили. Он потянулся поцеловать ее, но чуть промахнулся и попал липкими от сливового коньяка губами ей в нос, отчего дети завопили, что папа хочет откусить маме самое важное, чем люди дышат…

– Шнобель! – уточнила Белла. – Этот так называется.

Потом все долго смеялись и проводили время истинно по-семейному. Даже спели несколько песен, хотя ни у одного члена семьи и намека на музыкальный слух невозможно было сыскать.

Мовшовичи через неделю уезжали, и в кулуарах тесть на прощание предложил зятю неограниченную материальную помощь, конечно беспроцентную.

Фельдман благодарил Беньямина, объяснил, что ни в чем не нуждается, что русский и так дает ему беспроцентные кредиты, но они ему почти не нужны, так как спонсорская помощь имеется в достатке.