Фелисетт

Холд вытер глаза трясущимися руками. Собирая себя по частям, он неуклюже встал и отошел в сторону. Нил и Лилит были в искреннем удивлении, не меньше самого Августа. Очень тяжелый и важнейший момент для Холда был встречен остальными скорее принятием, сожалением, нежели разочарованием или почвой для упрека. Чуть ли не исповедь, навсегда изменившая их отношение к старику, чей груз прошлого отнимает у него волю к жизни. Холд медленно вернулся, сел обратно на стул. Нил не мог даже представить такое состояние отца, более того, впервые ему стало по‑человечески его жалко. Все это растрогало больше ожидаемого, пробудив внутри каждого сочувствие, запустившее переоценку ценностей. Забавно, думает Нил, вот такой и вышла обратная сторона порой свирепого Холда, ненависть к которому была для него единственным ресурсом в общении с ним. И вот в этот момент, когда уже ожидалась реакция Августа, Нил, потакая мимолетному осуждению отца за такую вот историю, вдруг уловил странную нестыковку.

– Подожди, – смутившись, заговорил Нил, – что‑то не сходится по датам и твоему возрасту.

Холд взглянул на Нила самым личным и будто бы прощальным взглядом.

– Сейчас сойдется.

Первые люди ликовали

Инстинктивно Холду захотелось начать издалека, оттянуть момент невозврата. Но, не найдя слов, он начал прямо в лоб, с самого главного:

– Несколько дней назад один идиот по имени Алдо нашел человека на далекой планете. Он взял его на свой звездолет и прибыл с ним на орбитальную научную базу Стальной Хребет. Человек этот в целом не имеет значения, кроме того, чем, как оказалось, был заражен его организм. – Лицо Холда приобрело гневный оскал. – Когда все подтвердилось, меня сразу же информировали. Угроза оказалась серьезнее ожидаемого, а созданные ранее средства борьбы не справились. Возможно, сейчас ситуация изменилась. Но я не лгал вам. Нужен плацдарм для создания всех средств борьбы с этой… этой угрозой. Военные дали мне карт‑бланш. И вот первые специалисты‑генетики должны были прилететь на «Шарлотту» уже этой ночью. У нас очень мало времени. Уясните главное – недооценить противника невозможно. Переусердствовать с безопасностью невозможно. Отсюда и «Фелисетт». Самое дальнее место, известное лишь в верхних кругах. Здесь, вдали от лишних глаз, мы организуем расширение уже современным оборудованием и мощную защиту от влияния извне.

Холд говорил и выглядел полной противоположностью тому, что было в раннем откровении. Истинный праведный гнев слышался в его тяжелой интонации, потому что говорил он о том, с чем очень хорошо знаком, что ненавидит всем сердцем, презирает больше всего на свете. Таким его никто не видел, даже новообретенная сила Нила не знала, как справиться с этой силой Холда.

– По лицам вижу ваше недоверие. Поэтому и не сказал сразу. Риск утечки информации был велик. Да и вы бы мне не поверили, верно? Особенно ты, сын. Твой вопрос был: не хочу ли я на самом деле воссоединить семью, придумав предлог общей работы? Отчасти ты был прав. Я хотел этого. Хочу до сих пор. Но все упомянутое мной, все причины – чистая правда. И ты не представляешь, как я мечтаю ошибиться. Как мечтаю, чтобы пришло оповещение о ложности опасений. Даже если это приведет к нашему окончательному расставанию, я выберу этот вариант без промедления. Потому что я знаю лучше любого в этом мире, с чем мы столкнулись. Возможно, я вообще единственный из живых, кто знает правду о том, откуда все это началось.

Напряжение выросло до неведомых высот, будто бы каждое следующее слово меняет саму ткань пространства, превращая ранние проблемы личного характера в незаметную тень. Август даже забыл об открытии кровного родства его дочери с этим человеком. Борясь с воспоминаниями, Холд выдерживал паузу, удивляясь тому, как далеки те события, о которых он вот‑вот поведает. Будто бы они были в другой жизни, что недалеко от правды. Он заговорил очень сдержанно и медленно, потому что каждое слово истории – это его боль и презрение не только ко всем тем событиям и решениям, но и к самому себе.

– Люди всегда были полны любопытства. – Холд смотрел в сторону, сам удивляясь тому, как далеко все зашло. – Это породило науку. Любопытство потеряло все пределы, когда наука открыла доступ в космос. Благородная, по мнению многих, цель – понять мир вне дома. М‑да… Лучше бы эти многие занялись чем‑то другим. – Холд поднял глаза и вновь смотрел на остальных. – Первые люди ликовали. Ими была найдена инопланетная, ранее неизвестная Жизнь. Биологическая, неразумная. Хотя разумность – это очень пластичное понятие. Мать‑природа разумна? А если жизнь другого мира идеально адаптируется к любым условиям, будто бы зная, что и как делать с новым материалом? Разум бывает либо переоценен, либо недооценен – я усвоил это слишком хорошо. Потому что за наукой стоит все тот же человек, со всеми своими изъянами, которых нет у иноземной Жизни. Я был там. Я видел, как люди творят ужасные вещи друг с другом. Ради науки, ради себя.