— Тысяча способов?! Дорогой племянник, вы помилованы! Но что же бедняжка Фелисия? Одна она остается в затруднительном положении… Я вижу, дети мои, что должен помирить всех вас. Давайте закроем дверь, прошу вас, сделайте мне честь и внимательно выслушайте. Подите сюда, прекрасная Лукреция,[7]
— сказал мягко монсеньор, усаживая меня к себе на колени. — Не следует, друзья мои, отчаиваться. Господин д'Эглемон, наш счастливый корсар, в глубине души доволен Случившимся. Того, что он украл, у него Не отнимешь никакими проповедями. В добрый час! Ваш цветок — лучшая награда любому мужчине— достался ему, хоть и заслуживал самых долгих и нежных ухаживаний! — Тут он обреченно пожал плечами.Несмотря на все свое смущение, я не удержалась и бросила на Его Преосвященство взгляд, как бы желая сказать: «Монсеньор, я никогда бы не подумала, что вы являетесь сторонником долгих ухаживаний…» А он продолжал:
— Что касается вас, мадам, мне достаточно сказать всего несколько слов. Вы красивы и любите наслаждения. Вы знаете, что чувство не прогоняют, когда оно уже здесь. Вы ведь знаете? Ну что же, следовательно, малышку стоит простить! Она приобщена, так пусть наслаждается жизнью. С ее талантами и очарованием она обойдется без вашей помощи: разве не владеет она ключом от вселенной? Удаляя ее от себя, вы не наказываете Фелисию, тем более, что я возьму на себя заботы о ней! Простите ее, станьте друзьями, забудьте, что когда-то между вами существовали иные отношения. Бы любите друг друга. Живите и давайте жить друг другу. Ну же, поцелуйтесь! Вот так… От всего сердца… Еще нежнее… Великолепно! Разве не лучше быть милыми и нежными подругами, чем выцарапывать друг другу глаза, как вы собирались сделать, не войди я вовремя? Теперь уладим дело с моим племянником. Он любит вас, мадам: от отчаяния, что не может попасть в вашу спальню, он овладел маленькой Фелисией. Вы должны как-то вознаградить несчастного д'Эглемона! Будьте добры к нему, выкажите нежность! Неужели мне придется просить вас?
— Ах, дядя! Ах, мадам! — воскликнул бойкий шевалье, по очереди целуя прелата и Сильвину.
— Минутку, племянник, позвольте мне закончить! Поскольку вы позволили себе с Фелисией больше, чем собирались, поскольку она ни на что не соглашалась и вы, в конечном итоге, изнасиловали ее, забыв о девичьей слабости и неосведомленности, а следовательно, она вас смертельно боится, ей необходим кто-то менее безумный, чем вы, чтобы руководить ею и опекать. Так не кажется ли вам обоим, что будет правильно, если я возьму малышку себе?.. Мы станем жить, как две пары нежных голубков.
Глава XXV. Глава, продолжающая предыдущую. Монсеньор вознагражден
Когда монсеньор закончил, мы не могли вымолвить ни слова от изумления. Сильвина, совершенно потрясенная, как будто спрашивала себя, правильно ли она поняла прелата. Шевалье переводил взгляд с одного лица на другое, силясь понять, как он должен реагировать.
Его глаза говорили Сильвине: «Как я буду счастлив!» — и дяде: «Ваша доброта беспредельна!» — и мне: «Пусть все устроится, и мы снова соединимся!». Я смотрела на смеющееся лицо монсеньора, но не находила в нем больше той привлекательности, которая соблазнила меня накануне, когда я позволила ему, начать то, что ночью завершил д'Эглемон. Узнав племянника, я отвергала дядю, возможно, я была несправедлива, но находила его теперь совершенно заурядным человеком.
Наступило долгое молчание… Прервал его снова монсеньор:
— Итак, на что же мы решаемся?
— Мой дорогой дядя, — вступил в разговор ловкий лицемер д'Эглемон, — я обожаю мадам и признаю в этом вашу правоту.
Тут он замолчал и запечатлел на устах Сильвины пылкий поцелуй. Она неслышно прошептала:
— Осторожнее, месье, надеюсь, монсеньор не…
— Успокойтесь, мадам, — вмешался тот, — я ни на что не претендую, я советую…
— Но как же, монсеньор…
— Мадам, этот висельник очарователен, он любит вас, и я уверен, что скоро вы будете без ума от него.
— Да… но… такой человек, как шевалье д'Эглемон, наверняка имеет обязательства… и госпожа д'Орвиль…
— О-о, тут я гарантирую вам, мадам, что никаких претензий эта достойная дама иметь не будет! Поверьте, он ей порядком надоел…
— Возможно ли это?! — изумилась Сильвина, выдавая свою радость.
— Прекрасно, — подвел итог достойный прелат, хитро улыбнувшись племяннику. — Господин шевалье, ваше дело устроилось. Теперь расстанемся — я должен устроить свое собственное.
Он пододвинул свое кресло вплотную к моему, повернувшись спиной к счастливой паре, и заговорил со мной:
— Вы захотели провести меня, плутовка! Я ни на секунду не поверил, что вы ничего не знали о намерениях племянника! Вы понравились друг другу и все устроили, ну же, признайтесь! (Я молчала.) Я ни в чем вас не упрекаю, — продолжил он, — но согласитесь, что мои интересы некоторым образом пострадали в этом деле! Итак, что вы намерены предпринять, чтобы утешить меня?