Феминиум

– Светлейшая, – Викл тронула за руку, – что с ним делать?

Тянула воздух короткими глотками, дыша светом, вдыхая зной, холод уходил вглубь, но не отпускал, вымораживая душу.

– Что? – ступеньками взобралась взглядом к ее лицу. – Его… Оставь его здесь. Оставь Кошкам.

– Как скажешь, светлейшая, – ласковая звездочка взошла в зрачках, опалила лицо восторгом. – Не передумаешь?

Ветер гудел в кронах, большие пятна света метались по поляне, по распятому телу у ног. Отвела взгляд от него, давя тошноту.

– Нет, – медленно изучала рисунок ее лица, огонь жег изнутри, опаляя кожу румянцем, – он мне больше не нужен.

17

Толстушка Радол, хозяйка заезжего дома, журчала провинциальным выговором, щедро лучась улыбкой. Лакл кивала в ответ, удерживая приветливое сияние на лице. Усталость копилась на веках, тревожила тонкой нитью боли в виске. Хотелось отдохнуть после долгой поездки, но хозяйка все говорила, пряча за ресницами прозрачный, родниковый взгляд.

– Попробуй вот это, светлейшая, – протянула тонкий бокал с прозрачным вином. – Такого больше нигде не сыщешь.

– Благодарю, – пригубила холодную, переполненную пузырьками жидкость. Тающий, сладкий вкус на губах был нежен. Но почему-то закружилась голова, прокатилась по телу тяжелая, хмельная волна. – Твое вино, Радол, выше всяких похвал.

Поставила бокал, стекленея в улыбке. Странно сильно подействовало вино, комната померкла, теряясь в зыбком мареве, но тут же все прошло, только краскам вокруг так и не вернулась яркость. Лакл растерянно потерла виски, обвиняя во всем усталость.

– Идем, светлейшая, я покажу тебе мои винные погреба. – Радол ухватила в кулаки юбку, тяжело встала. – Верховная щедро вознаградила тебя за преданность. Что ж, эти земли теперь твои, и я хочу, чтобы ты знала, что на них находится.

Лакл послушно поднялась с кресла. Винный погреб страшил затаившейся ночью, но не смела отказаться. Брела через жаркий, пыльный внутренний двор, из последних сил удерживая осанку. Ей хотелось что-то сказать, но слова никак не складывались, рассыпаясь в бессмысленные осколки. Искала взглядом Викл, не находила, чужие лица кругом. Ухмыляющиеся. Разве она выглядит смешно? Где же Викл? Где мои воительницы? Почему они так задерживаются?

– Сюда, светлейшая, – хозяйка приняла факел у воительницы, шагнула в низкий проем, – следуй за мной.

Лакл стиснула зубы. Ночь плескалась внизу, тянулась щупальцами теней, давила тяжелыми сводами. Только не смотреть вверх, не смотреть. Окунулась в холодное сплетение теней, пошла вниз, слепо нащупывая ступеньки. А Радол уже ждала, вздернув факел вверх. И что-то неприятное плещется в ее лице, но, может, это только мерещится в неясном свете?

– Как здесь холодно, – светлейшая зябко поежилась, разглядывая нескончаемые ряды бутылок, лежащих наклонно, горлышком вниз, на специальных полках.

– Вино должно созревать медленно, дорогая. Жара его погубит.

Что-то шевельнулось во тьме. Лакл пугливо дрогнула. Прислужник с огарком свечи в руке вышел из бокового прохода, брел мимо. Тени танцевали на его лице, выплетая причудливую вязь, и что-то в нем показалось знакомым. Она беспокойно вгляделась, тревожась и почему-то боясь узнать.

– Сенги? – отшатнулась, пыталась унять перепуганное сердце.

Он остановился.

– Да, госпожа.

– Мне сказали, ты умер, – прошептала, теряясь от его неподвижного взгляда.

– Ты знаешь его? – Радол перебросила факел в другую руку, надвинулась, нависая. – Да?

– Знаю. Он был моим избранником, – торопливо прошептала она.

– Так забирай свою собственность, – скривилась Радол и ушла в темноту. – Мне чужого не надо.

– Да, я возьму. Благодарю, Радол. – И замерла растеряно, не зная, что делать дальше.

– Идемте, госпожа, – Сенги приподнял свечу повыше, все лицо в страшных тенях, – я провожу к выходу.

Лакл, стараясь держаться в центре увертливого светового пятна, все прибавляла шаг. Взлетела по ступеням, жаркий день плеснул в лицо, обнял теплом, стирая страхи. Она замерла на пороге, задыхаясь, глотая горячий воздух.

Двор был пуст. Две воительницы в ленивых позах замерли под навесом. А Викл все нет. Почему же так долго? Заметалась взглядом вокруг, но только Сенги рядом. Похудевший, в старой, неухоженной одежде. Грязные, спутанные волосы, и уже не горит в них солнце, словно пеплом присыпаны.

– Госпожа, вам нужно прогуляться, чтобы согреться. Идемте, – уставился он расширенными, лихорадочными зрачками, – там очень красиво.

– Да? – у нее опять не было сил отказаться. Он, конечно же, прав, прогулка поможет ей. – Хорошо.

У распахнутых ворот умолкли воительницы, и опять в лицах что-то странное, но она все не могла сосредоточиться, чтобы понять эту перемену.

Огромные кроны платоидов шумели над головой, щедро источая целительный аромат. Светлейшая шла по тропе, вдыхая терпкий запах, и постепенно прояснялось в голове, растворялась пелена, возвращая миру краски. Могучие кроны рокотали в небе, и хотелось идти вот так, ни о чем не думая, долго-долго, до полного изнеможения.