Феникс

- Я обязательно сюда вернусь затем, чтобы оживить отца, - поклялся Май.

- И я вернусь, - блеснула глазами Фатима.

О том, что ему тоже хочется побывать в своем прошлом, дети, конечно, догадались. И вот теперь он ждал, когда они проснутся, чтобы сообщить им, куда прилетели. Пожалуй, неплохо бы показать им Интернополь, один из первых городов братства.

Под ногами шуршала листва и было приятно ступать по ее мягкому ковру. Айка шла осторожно, не спеша, еще не привыкнув к новому состоянию, когда все тело живое, движущееся и нет надобности ни в коляске, ни в какой другой опоре.

Купальный сезон уже кончился, море рябилось серыми, по- осеннему пасмурными барашками. Каждый день после тихого часа она приходила на пляж и, бросив на песок вязаную подстилку, подолгу сидела у маслины, следя за полетом чаек, летающих над водой с протяжными криками.

То, что она встала на ноги, не было чудом: каждый день ее, по сути, был движением к этому. Но теперь, когда усилия врачей и ее собственные увенчались успехом, - она передвигалась без какой- либо опоры, - все вдруг потеряло смысл. Зачем эта радость движения, если теперь обездвижен тот, кто так хотел видеть ее здоровой? И все- таки радость была. Телесная. От ощущения пружинящей под ногами земли, просто от непривычности вертикального положения. Но переживать эту радость было горько и совсем не хотелось о ней говорить даже со Светланой, с которой она сблизилась после той страшной минуты у салторийского кинотеатра.

Светлана работала медсестрой в соседнем корпусе, и встречались они почти ежедневно.

- Хорошо великим, о них помнят долго, - сказала как-то Айка. - А простые, незаметные, хорошие люди? Разве они заслужили забвения лишь потому, что природа не наградила их гениальными способностями?

- Человек живет в памяти тех, кто знал его, - ответила Светлана и смутилась. - Понимаю, все это дежурные слова... И все же, Айка, придет время, боль притупится, будем ходить с тобой в дискотеку, на спектакли. Кстати, с тобой хочет познакомиться друг моего Марио.

Айка нахмурилась. Разве так уж обязательно иметь кого-то? Поступит в институт, получит специальность, будет работать - совсем немало, чтобы жизнь была наполненной. А по стандарту пусть другие строят свои судьбы.

Иногда прихватывала на пляж томик Флеминга и, читая, воображала, что Гали рядом лежит на песке, подперев ладонями голову, и внимательно слушает ее. Порой так четко видела его, что сердце начинало колотиться, и она мысленно говорила: "Раз я общаюсь с тобой, помню о тебе каждую минуту, значит, ты и впрямь жив. Теперь мы всегда вместе. Вчера на полдник был виноград, сладкий, крупный, я ела, а рядом был ты, и я дала тебе кисточку. А потом мы наблюдали вдвоем закат: солнце раскалило облака, и, казалось, они с шипением падают в море, вода была розовой, откуда- то несло дымком".

В этот раз, усевшись под маслиновым кустом, Айка мысленно рассказала Гали о недавнем консилиуме, на котором какой-то профессор попросил ее обстоятельно описать ту минуту, когда она встала, и Буков сердито прервал любопытствующего.

- А вчера, Гали, - сказала она вслух, - Светлана сообщила, что Батиста арестовали. Так что и он, и Пашка не остались безнаказанными. Я все время задаюсь вопросом, заявил бы ты о Батисте, не случись твоей гибели?

- Конечно. Собирался на следующий день, но не успел.

Айка вздрогнула и открыла глаза. На песке, метрах в двух от нее, сидел вполоборота парень в надвинутом на лоб кепи. Было прохладно, а на нем легкий блузон и брюки из какого-то странного, слегка искрящегося материала.

- Вы что-то сказали? - спросила она. По-прежнему не оборачиваясь, парень кивнул:

- Да, я сказал: "Собирался на следующий день, но не успел".

- Вы знали Гали? Почему так неудобно сидите? Я где-то слышала ваш голос... - Губы ее пересохли, каждый мускул дрожал от напряжения.

- Я сейчас... Только дай слово, что не испугаешься.

- Даю, - прошептала она, уже понимая, кто перед пей.

Он снял кепи и медленно обернулся. Перехватило дыхание.

Она оцепенело смотрела в его лицо, все еще не до конца веря в то, что перед ней не плод фантазии. Те же раскосые глаза, широкие скулы. Каждая черточка родная и все же с печатью чужой и далекой жизни.