Залп грохочет вразнобой. Каждое попадание несет супермуравью смерть. Удачное попадание разносит их в клочья. Оставшиеся в живых шестилапые твари, разбегаются по сторонам, исчезают за деревьями. Мы приостанавливаем отступление, готовые броситься на выручку бойцов, попавших в ловушку. Если, конечно, они живы...
На смену уничтоженным врагам из-под земли выскакивает новая партия, совсем уж чудовищного вида. Раза в два крупнее предыдущих. Голова как медный котел, челюсти совсем иной конструкции. Понятно: первые были простыми рабочими муравьями с челюстями, приспособленными в основном для хватания. Эти же чудища наделены были орудиями, исключительно предназначенными для убийства. На то они и солдаты. Узкая специализация.
Муравьи-солдаты, нацелив на нас свои жуткие саблевидные челюсти, понеслись в атаку. Я отдаю приказ всем гражданским отходить назад, уносить отсюда ноги, что есть духу. Казаки прикрывают отход. Припав на колено, я бью из "макара" по рыжим бестиям, стараясь попасть в голову, благо она большая. В рогатую башку, между антеннами, в широкий лоб, между крошечных, широко расставленных глаз всаживаю я пуля за пулей, пока не кончается обойма. Левый фланг отходит, на ходу меняя опустошенные рожки, правое крыло цепи ведет огонь короткими прицельными очередями. Паническое настроение витает в воздухе вместе с пороховым дымом, но в целом ситуация еще не вышла из-под контроля. Казаки слушаются командиров и четко выполняют приказы. Трусливого бегства пока не наблюдается. Мы отступаем, но за каждый отданный нами метр земли, мы берем с врага очень большую плату.
Сменив обойму, передергиваю затвор, ищу глазами врага. Долго искать не приходится - трое прут на меня, проламываясь сквозь папоротниковый подлесок, щелкая саблями-челюстями. Тупая, наклоненная по-бычьи голова, стреляю навскидку, потому что близко и промахнуться невозможно. "Медный котел" с антеннами раскалывается, расплескивая по сторонам свое содержимое, отвратного вида и запаха. Членистые ноги подламываются, муравьиный солдат, перевернувшись, падает. "Сабли" вонзаются в грунт возле моей ноги. Еще бы немного и... Бдах! Бдах! - стреляю я по другим солдатам и "делаю ноги", наседают, суки.
- Быстрее сюда! - машет мне вахмистр. Кривой оглоблей он торчит в папоротниках с группой казаков, готовых стрелять, но я мешаю им. Прыгаю в сторону, за дерево, проламываюсь через кусты рододендронового молодняка. Всю морду исцарапываю. Отделение тотчас вступает в бой. Грохочут автоматные очереди, в промежутках между которых слышны отборные матюки казаков.
- Святой Георгий, помоги нам! - молю я своего божественного покровителя. И божественный воин Георгий творит чудо. Преследователи оставляют поле боя за нами, отступают. О нет, они не испугались. Насекомые-воины не ведают страха, возможно, у них даже инстинкт самосохранения специально подавлен. Причина их отступления объясняется просто: они выполнили свою задачу - прогнали врага прочь со своей территории. Других задач у них пока нет. Вот если бы это была война, тогда другое дело. Интересно мне знать, кто и каким образом подает сигнал ко всеобщей мобилизации муравейника?
Кстати, о муравейнике. Где он? Находится ли он под землей или на поверхности? Что-то не видно нигде "пирамид Хеопса", ведь именно таких габаритов должен быть здешний муравьиный домик. Если исходить из размеров отдельного муравья. Как бы нам не нарваться на него. На домик их, а не на муравья. С отдельно взятым муравьем мы разберемся, а вот с их мощной армией вряд ли.
Мы трубим сбор. С нетерпением я жду, когда мы все построимся и сосчитаем друг друга. Галдеж и всеобщее возбуждение. Подтягиваются казаки, прикрывавшие отход основных сил. Возвращаются спецы. Из казачьего отряда отсутствуют двое: Геннадий Целоусов и Куприянов Виктор. Высказываются слова сочувствия и досады. Подъесаул ужасно огорчен тем, что потеряны почему-то самые сильные ребята. Я не берусь судить его за такую антигуманную арифметику. Он мыслит другими категориями. Наивысшая боеспособность отряда - вот что для него главное.
Тут я обнаруживаю отсутствие Владлены. Из-за деревьев показывается Бельтюков в разорванной одежде, без рюкзака и без очков. Впрочем, очки его целы, достает их из кармана. Борода ученого всклокочена, но, в общем, он спокоен, только тяжело дышит. Я с надеждой гляжу в зеленое пространство между деревьями, надеясь увидеть знакомую, и ставшую уже родной, фигуру единственной нашей женщины в отряде. "Владлена!" - ору я, а вслед за мной остальные.
- Кто ее видел последним? - спрашиваю я у казаков и спецов.
Выясняется, что ни те, ни другие не могут сказать по этому поводу ничего путного.
Я сам-то ничего не могу вспомнить. Вроде, всю дорогу она была рядом... Какой же я никудышный! Мне хочется себя высечь за ротозейство.