Почти каждый перекресток патрулируется одним или несколькими "полицейскими-регулировщиками", и нам приходится применять чудеса изобретательности, чтобы не столкнуться с ними нос к носу. Обычно мы выжидаем какого-нибудь "дорожно-транспортного происшествия" или просто какой-либо заминки в движении. По левой стороне дороги, как правило, идут груженые муравьи, по правой стороне бегут порожние. С этими последними почти не возникает проблем, а вот те, кто несет груз, часто попадают в переделки. То работяги, волокущие бревно, вдруг ни с того ни с сего разворачивают его поперек улицы и тем самым застопоривают движение, или отряд солдат, тесня всех к стене, марширует на свои посты, или когда тащат какой-нибудь крупногабаритный груз; когда пастухи гонят стадо медовых тлей в загон или на выпас, когда ведут пленников, коим уготована участь рабов, а они вдруг начинают бунтовать. Тогда "полицейские" бегут в эпицентр происшествия и быстро наводят порядок. Мы тем временем - по стеночке, по стеночке - минуем опасный участок. Если происшествий нет, а нам нужно срочно миновать перекресток, то мы сами устраиваем разного рода провокации и диверсионные акты. Берем, например, камушек и кидаем его в какого-нибудь вполне лояльного гражданина. Он, естественно, начинает возмущаться и старается выяснить, кто подстроил ему такую подлянку. И вот равномерное плавное течение нарушено, образуется пробка, затор и прочие безобразия. "Полицейские" срываются с места, сходу вклиниваются в толпу, выравнивают строй, восстанавливают направление движения. А мы уже далеко от места происшествия.
Мы побывали на грибных плантациях и продовольственных складах города, проверили десятки помещений, но казака нашего нигде не нашли. Почти потеряв надежду, уставшие до чертиков бродить в этих катакомбах, спускаемся в самые нижние уровни города и попадаем в пещеру, своды которой теряются где-то в вышине. Здесь змеится неширокое русло подземной реки. Я в шутку назвал ее Стиксом. Чтобы нас не тревожили, мы в самом узком месте перепрыгиваем на противоположный берег, устраиваем привал, пьем ледяную воду, отдыхаем.
- Ё-моё! - вскрикиваю я, посмотрев на часы. - Мы уже бродим четыре часа! А как же наш раненый?!
- Не волнуйтесь, он спит, - успокаивает меня Фокин. - Даже если кладбище вновь замуровали, что вряд ли, воздуха ему хватит еще надолго.
- Предлагаю продлить поиски еще на час, - говорю я, - потом вернемся и эвакуируем раненого. А завтра... потом посмотрим... Согласны?
Спутники мои устало кивают головами.
Мрачными тенями движемся мы в подземном царстве в направлении на северо-восток. Слева медленно текут черные воды Стикса. Мы выходим к очередному подземному залу, откуда доносится гул, как от работающего завода. Вход охраняют усиленный "наряд полиции" - шесть особей свирепого вида, всех входящих проверяют с особым тщанием. Чтобы не рисковать зря, мы сворачиваем в боковой коридор. Здесь никого нет. Гулко звучат наши шаги под низким сводом. Тоннель изгибается, и мы идем в прежнем, северо-восточном направлении. И внезапно попадаем в ту же самую пещеру, которую обошли давеча. Невольно вспоминаю свой завод, где через проходную ходила лишь половина работающих, другая половина, особенно опоздавшие в купе со злоумышленниками, предпочитала проникать на территорию через дыры в заборе.
Выходим на галерею, полукругом протянувшуюся в верхней части пещеры. Такого удобства как перила здесь не предусмотрено, поэтому соблюдаем величайшую осторожность, дабы не споткнуться и не полететь вниз, что вполне вероятно в условиях ограниченной видимости. Фокин, наш Вергилий, делает знак остановиться. Подойдя к самому краю, с любопытством и тайной надеждой смотрим вниз. Там, пятнадцатью метрами ниже, в огромном зале, залитом еще более ярким светом, суетятся жители города. И это бурление здесь гораздо интенсивнее, нежели на периферии. Чувствуется, что мы попали в центр, именно здесь средоточие деловой жизни города. Муравьишки снуют взад-вперед и каждый занят своим делом, которое в конечном итоге становится делом общим. Одни убирают мусор, другие несут белые кожаные продолговатые мешки. Только через минуту до меня доходит, что это муравьиные яйца. Ничего себе яички - почти со взрослого муравья.
В центре зала, в специальном углублении лежит громадная темная туша, величиной со слона или даже больше, в смысле длиннее. По безобразному телу гиганта ползают рабочие муравьи. Некоторые из них заняты весьма странным видом деятельности. Только присмотревшись внимательнее, я понял: они вылизывают громадное тело своей хозяйки и повелительницы. Очевидно, так происходит обмен информации - от них к ней, от нее к ним. Химический язык.
- Самка. Царица, - слышится голос Фокина сквозь противогазную резину. - Мать-основательница, машина по воспроизводству народонаселения. Исправно несет яйца, иногда до семи миллионов штук за цикл.
- Ни хрена себе, - говорит Хамзин и начинает суетиться. - Плодовитая, стерва... Разрешите, я в нее из подствольного гранатомета жахну...