Во-вторых, Баумгартен строит свою систему на том, что трех жен упоминают «некоторые родословные». Собственно, он ссылается на грандиозный труд по генеалогии князя Петра Владимировича Долгорукова[56]
. Необходимо сказать несколько слов о князе Петре Долгорукове. Это, безусловно, был авторитетнейший русский генеалог XIX в. Однако ж нужно понимать, что авторитетный – далеко не всегда означает добросовестный как исследователь. Труд его поражал масштабом. Однако в деталях князь был точен далеко не всегда. Генеалогия для него была своеобразным оружием, при помощи которого он преследовал своих недругов. С фактами он обращался весьма произвольно, сплошь и рядом выдавая свои догадки за свершившиеся факты. Так, например, князь утверждал, что Павел I – «чухонский младенец», которым на скорую руку был заменен сын Екатерины II и С.В. Салтыкова[57]. Может, конечно, Павел в самом деле «чухонский младенец», а может, сын Салтыкова, в пределах вероятия и то, что он на самом деле был сыном Петра III. Все может быть, но вот только оснований для любого из обозначенных утверждений у князя Долгорукова не было. Это были лишь догадки, которые хорошо ложились на общественно-политическую позицию князя, который по мере своего критицизма поднимался порой до уровня другого аристократа – П.Я. Чаадаева.Почему это важно? Это важно потому, что характеризует князя как исследователя: увы, доверять всем деталям его изложения не приходится. Тем более тогда, когда сообщаемые им сведения не подкреплены ссылками. В случае с женами князя Ярослава мы имеем как раз такую ситуацию. Долгоруков пишет: «Ярослав-Федор Всеволодович, р. 1190, † 1246; Великий князь Владимирский, родоначальник угасших Великих Князей Московских и Тверских, князей Суздальских и Галицких, и угасших князей: Боровских, Можайских, Верейских, Углицких, Волоцких и Шемякиных; жен: 1. на княжне Ростиславе Мстиславовне, дочери князя Новгородского Мстислава Мстиславовича, 2. на княгине Феодосие (в инокинях Ефросиенье)»[58]
.Как видим, князь «потерял» вполне обоснованное известие о половецкой княжне. А наличие двух жен в его родословной книге ничем не подтверждается и никак не объясняется.
Третье обстоятельство: наличие у жены Ярослава брата, которого называют князем Юрием. Об этом свидетельствует сообщение Новгородской первой летописи старшего извода под 1232 г.: «придоша пльсковци, поклонишася князю: „ты наш князь“; и въспросиша у Ярослава сына Федора, и не да имъ сына, и рече: „се да, вы шюрин свой Гюргя“»[59]
. Баумгартен перебирает всех известных на тот момент Юриев и обнаруживает что их было несколько. И средь них был рязанский князь Юрий Игоревич. Генеалогу видится, что его гипотеза блестяще подтвердилась. Он предположил, что последняя жена Ярослава – рязанская княжна. Поэтому наличие среди рязанских князей Юрия кажется ему достаточным доказательством. На самом деле, конечно, имеет место логическая ошибка. Если допустить, что Юрий был сыном любого другого князя – схема остается столь же возможной. Юрий было в то время весьма популярным именем. И более или менее известные Юрии имелись в наличии практически во всех ветвях княжеского рода.Как видим, фундамент, на который опирается Баумгартен в своей генеалогической статье, весьма непрочен и во многом произволен. Увы, это весьма характерная черта генеалогических построений. Генеалогам приходится иметь дело с большими массивами данных. Поэтому они склонны доверять мнению предшественников и принимать его без серьезной критики. Генеалогическая традиция существует во многом замкнуто, в отрыве от общеисторического научного процесса. Однажды разделившись натрое, образ жены Ярослава продолжает перекочевывать из справочника в справочник. Начавшись трудом князя Петра Владимировича Долгорукова, эта цепочка была поддержана Николаем Александровичем фон Баумгартеном, а на современном этапе существует благодаря работе украинского историка Леонтия Викторовича Войтовича[60]
. Ситуация напоминает строки из стихотворения Сергея Михалкова:Пожалуй, возможности сугубо генеалогического подхода в деле определения, кто же все-таки был матерью Александра Невского, исчерпаны. В ситуации, когда решительно невозможно определить, какой из Юриев имеется в виду в кратких летописных сообщениях, российский историк Владимир Андреевич Кучкин предложил иной подход[61]
.