Феномен Александра Невского. Русь XIII века между Западом и Востоком

На самом деле разница есть, и весьма существенная. Функция десятника или сотника, с точки зрения ордынских властей, – обеспечение бесперебойного поступления дани. И в этом смысле, конечно, нет разницы, занимает это место местный или чужак. Но на уровне бытовой повседневности система будет выстраиваться совершенно разными путями. Местный десятник, даже исполняя порученную ему фискальную функцию, тем не менее останется человеком, действующим в рамках обычного права, привычных отношений, культурных стереотипов и пр. Ему будет существенно сложнее применить силу и допустить несправедливость по отношению к соседям по общине, чем татарскому сборщику дани, действующему полностью вне системы устоявшихся норм. Вооруженный татарский отряд может себе позволить гораздо больший объем насилия (иногда даже невольного и неосознаваемого), чем десятник или сотник из своих, ведь степная конница ускачет, а односельчане с топорами и вилами останутся. Кроме того, местный десятник гораздо лучше представляет реалии (в том числе экономические) и может более гибко распределять нагрузку среди членов общины. Использование местных институций для организации сбора дани – более мягкий вариант господства, чем построение сугубо военной системы выбивания средств из покоренного населения.

Кроме того, в дальней перспективе построение даннической зависимости при помощи элементов туземной общественно-политической организации открыло возможность не только сохранять, но и развивать эти элементы, что в конечном итоге способствовало развитию и становлению русской государственности на новом этапе.

Нужно понимать, что такая, относительно мягкая, форма сбора дани могла сложиться только в том случае, если покоренное население проявило способность к взаимодействию и диалогу с завоевателями тогда, когда военная фаза конфликта была в целом завершена. Перейти от военного поражения к миру с наименьшими потерями – это была задача, решение которой было всецело в княжеских руках. Александр немало сделал для ее решения.

Итак, из всех возможных видов зависимости «монголо-татарское иго» было, пожалуй, наиболее мягким. Понятно, что владычество иноплеменных не может быть благом ни при каком раскладе. Однако есть разница между тотальным геноцидом, после которого об исчезнувшем народе напоминают лишь обломки топонимики, и денежной данью, не исключающей возможность дальнейшего развития и перспективу собирания сил для последующего освобождения. Деятельность Александра способствовала тому, что монголами был реализован второй из описанных вариантов.

Другой важный вопрос: действительно ли Александр использовал силы оккупантов для того, чтобы добиться власти? Вопрос непростой, однако и не слишком сложный, если рассмотреть историю отношений князя и Орды не в «вакууме», а в контексте русско-монгольских отношений той поры.

Если в качестве рабочей гипотезы принять, что Александр имел намерение использовать оккупантов для достижения личных карьерных целей, то он как минимум должен был по возможности скорее вступить с ними в контакт. Ибо предательство тем ценнее, чем раньше оно совершено. После того как иго уже установлено, а Русь покорена, выражение покорности уже не было бы чем-то исключительным, ковать железо нужно, пока горячо. «Плохиш» должен явиться к неприятелю в числе первых, иначе нет смысла. Что же мы видим? Александр устремился к Батыю за поддержкой? Отнюдь. Установление дипломатических отношений с Ордой взял на себя его отец – Ярослав Всеволодович. А первым из сыновей Ярослава путешествие в Каракорум совершил отнюдь не Александр, а его младший брат – Константин, в 1243 г. «Великый князь Ярослав поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла къ Канови»[209]. Александр же, князь Новгородский в то время, недавний победитель немецких рыцарей, будто бы вообще никак с татарами связан не был. Новгородская земля, не затронутая нашествием Батыя, фактически в тот момент еще не находилась под татарским игом. Как отмечает ведущий специалист по истории русско-татарских отношений В.Л. Егоров, «Александру Ярославичу удавалось в течение четырех с лишним лет (1243–1247) воздерживаться от поездок в Орду. Он мог по формальной причине не ездить на поклон к хану, так как не занимал владимирского стола. Кроме того, монгольские войска в процессе завоевания Руси так и не смогли достичь Новгорода Великого, и жители его считали себя непокоренными. Власть же монголов здесь осуществлялась опосредованно через великого князя Владимирского, напрямую новгородцы длительное время не сталкивались с ханскими чиновниками. Это был период подчеркнутого, хотя и молчаливого неприятия ханской власти, все тяготы отношений с которой ложились на плечи великого князя Владимирского. Откровенно независимое поведение Александра в ту пору особенно контрастировало с поведением других русских князей, стремившихся из поездок в Орду извлечь для себя максимальную пользу»[210].