Феномен поколений в русской и венгерской литературной практике XX–XXI веков

Литературное наследие Геннадия Андреева (Хомякова[178]) состоит из рассказов и очерков в большинстве своем автобиографического характера. Это, прежде всего, четыре очерковых книги: «Соловецкие острова» (1950), «На стыке двух эпох. Из воспоминаний» (1954), «Трудные дороги» (1959), «Минометчики» (1975–1978), а также целый ряд рассказов: вошедшие наряду с циклом «На стыке двух эпох» в книгу «Горькие воды. Очерки и рассказы» (1954) и несколько других, опубликованных в разных эмигрантских изданиях. В этой документально-биографической прозе Г. Андреев наиболее последовательно воспроизвел жизнь своего поколения с ее «советской» стороны: тюрьма и лагерь («Соловецкие острова» и «Трудные дороги»), участие в процессе советского строительства и производства («На стыке двух эпох. Из воспоминаний»), солдатская участь во время войны – фронт, плен, немецкие концлагеря («Минометчики»). Заметим, что эти три тематических пласта (лагерный – производственный – военный), охваченные Г. Андреевым, удивительно коррелируют с тем автодокументальным сюжетом, что так ощутим в литературе «молодой» белой эмиграции: Гражданская война, деклассированное существование в чужой стране, участие в движении Сопротивления, пребывание во французской армии и немецком плену. И в том и в другом случае речь идет о поколении людей, которое изначально оказалось выбито, вырвано из привычной системы ценностей, вообще из мира какой-либо социальной определенности – вырванные с корнем (de l’émigré au déraciné), как назовет их вслед за Б. Поплавским швейцарская исследовательница А. Морар[179]. «Смысловая перепланировка» (Ю. Тынянов) мира для представителей этого поколения обернулась «смысловой перепланировкой» собственной жизни, причем перепланировкой вовсе не произвольной, но строго предопределенной масштабом исторических событий, которые разметили одинаковыми вехами общую траекторию поколенческого движения.

Как и для большинства его пишущих сверстников из первой русской эмиграции, для Г. Андреева главным делом его творческой жизни стало создание «литературы свидетельства» в полном и буквальном смысле этого слова. В этом нет ничего удивительного, ведь событийный и эмоциональный багаж подобных человеческих судеб чаще всего просто не оставлял места чистому вымыслу. Поэтому, собственно, проза Г. Андреева и кажется такой органичной в контексте литературных свидетельств «незамеченного поколения».

Первый, изначальный круг испытаний, пройденных Г. Андреевым, отразился в двух его очерковых книгах – «Соловецкие острова» и «Трудные дороги». Но если многие представители младшего поколения первой эмиграции стали «преждевременными воинами» Гражданской войны[180], то Г. Андреев оказался в 1927 году «преждевременным политзаключенным» советской тюремно-лагерной системы[181]. В эпизоде допроса в следственном изоляторе («Соловецкие острова») чекист спрашивает автобиографического героя Андреева: «Вам ведь тоже 18?» – и тот «утвердительно кивает головой»[182]. Но в Соловецком лагере герой к тому времени находится примерно год, следовательно – попал он сюда, а тем более под следствие, не позднее семнадцати лет. Подтверждается возраст героя на момент его ареста и начала большого лагерного пути в очерке «Северная робинзонада» («Трудные дороги»): здесь он сообщает о себе, что отсидел три года и теперь он, «двадцатилетний юноша», говорит с неожиданным напарником по карантину «как умудренный опытом и остывший старик»[183].