Феноменальный П. Т. Гелиодор

Ещё издали заметив П. Т. с незнакомой девочкой, Ронни улыбнулся. Сразу было видно, что П. Т. о ней заботится. Во-первых, потому что он привёл её на Никель-Айленд. А ещё потому, что он поддерживал её, помогал ей, показывал, куда ступать, постоянно разговаривал с ней и улыбался. С сёстрами он вёл себя иначе: старался их обогнать, говорил, что, если они хотят добраться до Никель-Айленда, им придётся доказать, что они справятся без него и сами найдут тропу.

Когда П. Т. и Алиса дошли до деревни, их уже ждали. Перла вышла из хижины обычной своей раскачивающейся походкой и направилась навстречу новоприбывшим. Выражение её лица, как всегда, оставалось хмурым и грубоватым, но живые чёрные глаза лучились радушием.

– Кого это ты привёл, П. Т.? – спросила она.

– Подругу, – ответил П. Т. – Алису. Пушинку!

– Пушинку? – повторила Перла, разглядывая Алисины сапожки персикового цвета. – Она мне нравится! Я бы тоже хотела быть пушинкой. Но я больше похожа на неотёсанную глыбу!

Алиса рассмеялась.

– Это Перла, – представил карлицу П. Т. – Главная здесь, на Никель-Айленде.

– Никакая я не главная, – ответила Перла. – Мы – община: держимся все вместе, чтобы выжить. Отец П. Т., Майлус, дал нам шанс, за это мы вечно ему благодарны. Как и его сыну, П. Т., – за то, что он решил продолжить добрую семейную традицию. Правда же, П. Т.?

– Конечно, Перла! А вот и Ронни, – продолжил мальчик, представляя Алисе альбиноса. Она умело скрыла изумление, улыбнулась и присела в реверансе.

Ронни изумился не меньше девочки: никто никогда не приветствовал его так учтиво. Он смущённо опустился на одно колено, словно собрался молиться, и неловко поцеловал Алисе руку.

Перла рассмеялась.

– Брось, Рон! Тебе это не идёт! Надеюсь, вы позавтракаете с нами?

Община готовила столы перед хижинами. На несколько деревянных чурбаков уложили две широкие доски, из тростниковых лачуг принесли миски и горшки. Джойс Хит, чернокожая старушка с седыми волосами, – та самая, которая недавно спрашивала П. Т., не прогонит ли он их с Никель-Айленда, – шла от костра, сгибаясь под тяжестью большого медного котла.

– Эй, парень! – крикнула она П. Т. – Чего стоишь, помоги же мне! Эта штука тяжеленная, как нечистая совесть!

В котле был горячий гамбо, острый суп с мясом, рыбой и рисом, сваренный на костре перед хижинами. Джойс родилась на юге и долго жила в устье великой реки Миссисипи. Оттуда происходили её говор и рецепты.

У другого костра, чуть дальше, стоял необыкновенно тощий человек и, прикладываясь время от времени к фляжке на ремешке, что-то жарил. В котле перед ним булькало тёмное, грязного цвета масло.

– Что это у тебя, Сперг? – спросил его П. Т.

– Фрикадельки. – У тощего Сперга оказался очень тонкий голос. – Из болотного аллигатора.

П. Т. рассмеялся удивлению Алисы.

– Ты никогда не пробовала мясо аллигатора?

– Нет, – ответила Алиса. – Но если мистер Сперг его жарит, значит, это вкусно. Верно, мистер Сперг?

– Айван, – ответил он. – Для вас просто Айван, – и глотнул из фляжки.

– У него там молоко, – шёпотом пояснил П. Т. – Из-за того, что он такой тощий, мать велит ему пить больше молока. Поэтому он никогда не расстаётся с фляжкой. А за хижиной он держит козу по кличке Пернилла.

Айван Сперг был долговяз, но весил едва ли сорок пять фунтов. Столько же весила рука Евы Рубишо, великанши, ближайшей соседки Джойс Хит. Ева Рубишо была дочерью уличных артистов, и её с детства учили поднимать тяжести – животных и людей. Родители Евы погибли: их раздавил медведь, которого они пытались поднять. Оставшаяся сиротой Ева от страха много ела и выросла сильной, высокой женщиной размером с гардероб.

Абсалон и Ронни Андервуд разительно отличались по цвету кожи. У Ронни она была белоснежная, а у Абсалона – чёрная как смоль. Белыми у Абсалона были только зубы, слишком крупные для его рта. С острыми и жуткими зубами Моисея они бы, конечно, не сравнились, но величиной были с ноготь большого пальца.

Стоявший рядом рослый здоровяк протянул Алисе руку.

– Приятно познакомиться. Меня зовут Гонсало, – сказал он. Длинные спутанные волосы его были заложены за уши.

Алиса улыбнулась и посмотрела на его необычную руку. Вместо пяти пальцев у Гонсало было шесть.

Она пожала протянутую руку, не выказывая своего удивления.

– А на левой у меня их даже семь, – любезно пояснил Гонсало, показывая ей пальцы другой руки. – И на ногах пальцев больше чем нужно, – добавил он. – Но обычно я ношу башмаки, так что их не видно! – И засмеялся.

Алиса и П. Т. тоже засмеялись. Их собеседник, Гонсало Очоа по прозвищу Левша, был испанцем по происхождению. Он умел играть на концертине. Когда-то он музицировал на улице – во фраке, с галстуком-бабочкой и в цилиндре, который делал его ещё выше, хотя он и так был немаленького роста. Особых музыкальных талантов за Гонсало не водилось, но прохожие останавливались поглазеть, как проворно бегают его многочисленные пальцы по кнопкам, и охотно бросали ему несколько центов. Однако потом Гонсало попал в беду: кто-то избил его, испугавшись необычных рук, и в конце концов он оказался на Никель-Айленде.