Фэнтези или научная фантастика? (сборник)

Дым молчал. Ждал, пока тетка иссякнет сама собой; она иссякала по капле, неохотно. Наконец, сморщив нос, ругнулась едва слышно и скрылась в доме; долгую минуту спустя на крыльце объявился седоватый, пегий какой-то, маленький и щуплый Сот-Озерный-второй.

Дым поводил по воздуху удостоверением. Сот-Озерный близоруко сощурился, хрипло вздохнул:

– Уже год как в отставке я, милейший Дым-Луговой. Поселок наш тихий, все, считайте, ближние родичи, парни в армию идут охотно…

Он запнулся. Глаза у него были тоже карие, тоже круглые, в обрамлении бледно-красных век.

– Насчет того дела? – спросил нерешительно.

Дым кивнул.

– На огород пойдем, – сказал Сот-Озерный, принимая, по-видимому, про себя какое-то важное решение. – А то в доме – на головах сидят, дети, внуки…

Дым кивнул снова, соглашаясь.

Попытку угощения он отмел сразу, но Сот-Озерный и не стал настаивать; неудобно устроившись за врытым в землю столом, поковырял в зубах сорванной по дороге веточкой:

– Земля здесь такая… По пять раз в день поливать приходится. Но от брикетного с души воротит – хочется хоть немножко, но своего, сочного, живого… Внуки маленькие еще…

Дым покивал, соглашаясь; под его взглядом Сот запнулся. Тоскливо вздохнул:

– Насчет того дела… Материалы вы поднимали?

Дым полуприкрыл глаза:

– Тело без признаков насильственной смерти, вероятно, несчастный случай. Некто сорвался с обрыва в реку и утонул. Личность не была установлена… поначалу. Так?

– Так, – Сот-Озерный кивнул. – Поначалу… А потом его нашли. Братья приехали и опознали. Они же и забрали его… Лес-Лановой, из тех Лановых, что на юге… Имя есть в материалах дела. Лес-Лановой.

Во влажной ботве стрекотали сверчки. На краю поля желтели, бессильно угрожая палящему солнцу, умирающие от зноя колючки.

– Его никто не убивал, – сказал, будто оправдываясь, Сот-Озерный. – Никаких следов насильственной смерти…

Дым кивнул:

– Я не ищу его убийцу. Меня интересуют подробности, которых нет в материалах дела.

Сот-Озерный нахмурился. Заерзал на жесткой скамье:

– Но почему вы думаете…

– Я знаю, – отрезал Дым. – Вас никто ни в чем не обвинит. Разумеется, если я услышу все, что мне нужно услышать.

Веки бывшего старосты покраснели сильнее, карие глаза ушли глубоко под брови; несколько минут паузу заполняли поющие сверчки.

– Чиновник из города, который расследовал это дело, – сказал Сот-Озерный, – запретил мне кому-либо давать объяснения…

– Это он навел меня. Мне можете сказать.

Сверчки.

– Он был… – начал староста и запнулся. – Этот… был…

– Что? – тихо спросил Дым.

– Он был… стриженый, – выговорил Сот-Озерный. – Я сначала не понял, что это… Мои парни решили, что это какая-то кожная болезнь… Я ничего им не сказал. А тот чиновник, из города… понял, что я догадался. Он… его очень испугало… не то, что я понял, нет, а сам этот… противно, вы понимаете. Я не боюсь мертвых… А этот …

– А братья? – быстро спросил Дым. – Братья, когда его забирали, заметили что-то неладное?

Сот-Озерный проглотил слюну. Покачал тяжелой головой:

– Мы ведь его в мешке просмоленном… во льду держали. Братьям показали… лицо. И все. Потом запаяли… Он ведь долго в речке плавал… Так и отправили…

– Это все?

Сот-Озерный усилием воли заставил себя заткнуться. Молча кивнул.

* * *

«И еще завещал Лидер: никогда не стригите волос на голове и на теле. Кто острижен – тот проклят, тот животное. Давший однажды шерсть обречен отдать и мясо. Кто острижен – тот попадет на бойню. Помните об этом всегда».

(«Сказание о Лидере»)

* * *

Улицы поселка подернуты были зависшей в воздухе пылью. Мельчайшая взвесь раздражала глаза и ноздри, а ветра не было, ни вздоха, ни дуновения; не так давно по этим улицам топтались, поднимая неоседающую пыль, а теперь поселок казался вымершим, и пыльная пелена придавала пустым улицам бредовый, нереальный вид.

Дым не без труда отыскал нужный двор. Постучал, почти не надеясь на ответ; тем не менее спустя долгих пять минут к нему вышла угрюмая особа лет девяти.

– Лановых ищу, – сказал Дым. – По важному делу.

– Все на площади, – недовольно сообщила девчонка. На груди у нее был круглый значок с мордочкой Дивы Донны, и, глядя на Дыма, она вертела его пальцами, с каждой секундой все более нервно. – Там призыв… В армию забирают…

– Я в доме подожду, можно? – спросил он терпеливо.

Девчонка стиснула губы:

– А почему бы вам на площадь…

Дыму действительно хотелось на площадь. Вот уже несколько дней он был один, совершенно один во всех отношениях, и для поддержания бодрости духа следовало влиться в толпу, постоять, слушая, как кто-то сопит над плечом, проникнуться ощущением если не безопасности, то во всяком случае решимости: пока мы вместе, нам ничего не страшно. Все напасти временны, наши внуки забудут это страшное слово – «волки»…

– Я подожду в доме, – сказал Дым мягко, но так, что девчонка сразу отступила, давая ему проход.