Вот оно что. Братец знал; Дым невольно скосил глаза на рыжевато-бурую грудь собеседника. Нет, Алька не стригли. Тем не менее Альк трясется.
– Ты ни в чем не виноват, – сказал Дым терпеливо. – Так куда он собирался идти?
– Он, – Альк перевел дыхание, – он… вредный был такой. То ему не так, это не так… То кормят плохо, то платят мало… То волки сына задрали на границе…
Привереда какой, подумал Дым.
Посмотрел на собственную руку – под его взглядом пальцы, непроизвольно стиснувшиеся в кулак, нехотя разжались.
– Я расскажу, – жалобно пообещал Альк. – Только… я ведь и вправду не виноват?
– …Лес-Лановой был, вероятно, незаурядной личностью. Все, с кем я говорил, вспоминают его по-разному – кто ворчуном и отшельником, кто весельчаком и заводилой. Кто лентяем, кто первоклассным работником. Кроме того, он неплохо рисовал… – Дым запнулся, вспомнив тень чужой радости, заключенную в простеньком рисунке. – Так вот, самым близким ему человеком был младший брат, Альк. На заработках братья познакомились с компанией молодых людей, которые и предложили им попробовать лучшей жизни – без забот и опасностей, без никаких волков. Когда браться поняли, что это за лучшая жизнь и у кого она – оба струсили, но Лес переборол страх, а Альк – нет. Лес отправился вместе с новыми знакомыми; из первого похода он вернулся примерно через месяц – был очень возбужден, уверен в себе, сманивал Алька с собой и уверял, что скоро все, кто хоть чуть-чуть себя уважает, променяют эту скотское существование… да, именно в таких выражениях… это скотское существование на нормальную жизнь. Альк всерьез собирался уйти с ним, но в последний момент по каким-то причинам передумал… На этот раз Лес отсутствовал около полугода, Альк врал знакомым и родственникам, что брат на заработках где-то в глухом поселке… а для себя решил, что, вероятно, новая жизнь так понравилась Лесу, что он больше не вернется. Но он ошибся – Лес вернулся, был он чем-то напуган и подавлен, но в ужас Алька привело не душевное состояние брата, а то, что брат был острижен, полностью и варварски, хотя и, по-видимому, достаточно давно. Лес несколько дней прожил на сенохранилище, где Альк прятал его от посторонних глаз, а затем пропал… и обнаружился много позже уже трупом с большим стажем, тем самым трупом, что выловили из реки подчиненные Сота-Озерного… Никого из тех молодых людей, что в свое время соблазнили Леса новой жизнью, Альк больше никогда не видел и никому ничего не сказал, из понятных опасений быть осужденным и изгнанным…
Дым перевел дыхание. Посмотрел на медный колокольчик; перевел взгляд на сидящего напротив старика.
Под окном галдели прохожие. Кто-то рыдал в голос; в последние дни город наполнился беженцами, и страх перед волками сомкнулся со страхом перед наступающим голодом. Зеленые крыши в несколько часов сделались черными – все, что росло, подобрали до травинки и хозяева, и непрошеные гости.
– Все правильно, – сказал старик задумчиво. – Во все времена находились охотники перейти черту… Ради сытой спокойной жизни. По глупости. Из любопытства, – и он как-то странно, сдавленно хихикнул.
– И ты переходил тоже, – сказал Дым.
Старик молчал. Дым и не ждал от него ответа.
Наконец, старик тронул пальцем колокольчик :
– Дымка… Если ты думаешь, что Хозяева… что с тобой станут разговаривать как с равным… или хотя бы как с младшим… Ты ошибаешься. Такие, как мы есть, мы не нужны им. Они едят таких как мы. В этом отношении они ничем не лучше волков…
Донн, глухо сказал колокольчик. И снова: дон-донн…
Будто вторя ему, неразборчиво и резко крикнула женщина под окном. Не то кого-то звала, не то прогоняла, не то проклинала.
– Теперь у меня остался к тебе только один вопрос, – сказал Дым.
– Какой же? – старик поднял белые лохматые брови.
– Правда, что они нас создали?