Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Действительно, до резни гугенотская литература сосредотачивалась главным образом в произведениях, затрагивавших теологические вопросы, развивавших те положения, которых Кальвин коснулся в своих произведениях. Что же касается до брошюр с политическим содержанием, то их было немного, да и те затрагивали незначительные политические вопросы, и притом затрагивали несмело и робко, касались лишь Гизов, выставляя в ярком свете их поведение и всеми силами стараясь выгородить королевскую власть.

Разрабатывая вопрос об отношениях между церковью и государством, французские публицисты, из партии гугенотов не пошли дальше того, что было сказано Кальвином в его Institution; они просто комментировали Кальвина, и лишь немногие из них решались сделать прямой вывод из положений, поставленных им, решались порвать связи с королевской властью. Мы видели, какими побуждениями руководились они, какие причины не допускали их смело разрешить вопрос: они не теряли надежду совершить реформу в церкви при помощи власти и в ее действиях и поступках отыскивали благоприятные для себя, для своего дела, симптомы. Если они говорили, что у них нет иного желания, как видеть торжество реформатской религии во Франции, то в этом не было задней мысли. «Это зависит от короля, — писал один из гугенотов, — и цель моя убедить его примерами царей и словом Божиим, что он должен искоренить идолопоклонство в своем государстве и водворить в нем истинное и чистое служение Божеству»[1090]. И как бы в вознаграждение за добрую решимость короля, они заявляли ему свою преданность, доказывали, что все их желание, вся просьба заключается в уничтожении идолов, и что «тот не может назваться истинным сыном церкви, кто не в состоянии подчиниться законам и повелениям тех, кого Бог поставил главою»[1091]. «Нас, — говорили они, — воспитывали с самой колыбели в таком уважении к королю, что мы дрожим при одном его имени и готовы отдать ему нашу жизнь»[1092]. При таком настроении не было ничего удивительного в том, что они не шли дальше угроз и объявляли, что гнев божий покарает короля, если он откажется исполнить желания гугенотов. «От вас одних зависит, — писали они королеве-матери, — чтобы истинная религия была признана и почитаема во всем королевстве. Достаточно вам сказать, что вы этого хотите, — и все суеверия, всякое идолопоклонство исчезнут, и восстанет истинное служение Богу… Если вы поступите так, вы же первая и пожнете плоды; вы увидите, что ваш народ окажет вам все то повиновение, которым он обязан вам согласно заповедям Божиим… Если же вы не изгоните идолопоклонства, то будете причиною гнева божия против вас и вашего народа. Когда волнение обнимет все королевство, вы лишитесь тогда возможности действовать, и Бог откроет другие средства насадить семена Евангелия, и все обратится вам в стыд»[1093]. Но каковы эти средства — гугеноты не говорили; они не решались высказаться даже и тогда, когда надежды на поддержку со стороны власти исчезли, когда уже в Шотландии Бэканан смело разрубил узел и провозгласил тираноубийство лучшим средством против зла…

Другой род литературы, уже с содержанием не религиозным, а политическим, был крайне ограничен по своим целям. Тут не было ничего кроме простого нападения на злоупотребления. Изредка указывали на старые обычаи, по которым когда-то управлялось государство, но редкий из гугенотов затрагивал вопросы об отношениях к власти, о правах дворянства, никто почти не пытался возвести феодальную старину в политическую теорию.

Как и в брошюрах религиозного содержания, высказывали гугеноты и в своих requestes, и в разного рода других памфлетах и манифестах полную преданность власти и на каждом шагу заявляли, что ведут борьбу лишь с целью освободить короля из плена или защитить права совести[1094]. Так, даже в 1567 г. в своей просьбе королю[1095] они продолжали заявлять свои верноподданнические чувства и нападали на Гизов за то, что они клевещут на них, обвиняя их, гугенотов, в стремлениях, противных их долгу по отношению к природному государю[1096]. Они указывали при этом на вредные для власти происки Гизов, торжественно объявляли, что взялись за оружие против воли и с большим неудовольствием, и просили короля назначит самый строгий суд над их действиями и над поступками Гизов и покарать их, если они окажутся виновными во взводимых на них преступлениях[1097]. Охлаждение к королю, уменьшение к нему уважения обнаружилось, как мы видели, только во время третьей религиозной войны, но и то крайне слабо и нерешительно.