Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

То была первая и самая важная ошибка, которую совершила Екатерина Медичи. Усиливаясь упрочить за собою то влияние на дела, которое, как ей казалось, она неизбежно потеряет, коль скоро начнется война с Испаниею и Колиньи и Монморанси овладеют королем, она, ввиду этого, как и с целью установить абсолютную власть в королевстве и избавиться от знати, решилась истребить не только гугенотов и их вождя Колиньи, но и дом Монморанси, как наиболее сильный и могущественный в государстве. Короля убедили в необходимости решиться на это: ему доказали, что маршал Монморанси с 25-тысячным войском готовится сжечь Париж. Лишь благодаря тому обстоятельству, что маршал находился случайно не в Париже, а в своем загородном доме, головы его братьев и приверженцев были сохранены. То было чистою случайностью, но всем этим лицам сделались известны и намерения, и неудавшийся план королевы-матери, и те цели, крайне вредные для знати, которых она стремилась достигнуть, начиная резню. Взрыв сильнейшего негодования встретил действия королевы, и вся придворная клика с Монморанси и герцогом Алансонским во главе единогласно осудила королеву, осудила ее «бесчеловечные» действия[1482]. Та связь, которая соединяла интересы всех опальных с интересами королевы, то уважение, с каким они относились к ней, и та энергия и ревность, какую они обнаруживали всегда, когда дело шло о защите короля, пали, когда они увидели, что дело идет не более и не менее, как об истреблении знати с целью, как думали многие из них, воспользоваться ее имениями[1483]. Герцог Буиллон, обнаруживший постоянно свою юношескую преданность и любовь к королю, радовавшийся тому особенному вниманию, какое оказывал ему Карл IX предпочтительно пред другими, приучившийся вполне к придворной жизни, лгавший и сквернословивший, чтобы только понравиться королю[1484], теперь, после резни, которая грозила, по его убеждению, снести голову и ему, герцогу Буиллону, стал иным человеком. «Это бесчеловечное дело, — пишет он в своих мемуарах, рассказывая о событиях 24 августа, — поразило меня прямо в сердце, заставило меня полюбить гугенотов и их религию, хотя я не имел тогда ни малейшего представления о ее сущности»[1485]. С Коссе, братьями Монморанси и всеми их приверженцами произошла подобная же перемена в их отношениях к власти. Они открыто порицали действия правительства, перестали доверять ему, отделились от него и стали постепенно организоваться в партию, не перестававшую сноситься с гугенотами, заявлявшую сочувствие их делу. Маршал Монморанси старался даже отклонить своего племянника, герцога Буиллона, от участия в осаде Рошели, опираясь на то, что дело Рошели — справедливое дело, и что, напротив, война, которую вел король с гугенотами, дело в высшей степени неправое[1486].

Екатерина Медичи подготовила, таким образом, новый материал, новые силы для оппозиции и борьбы с правительством; собственными руками создала она эту оппозицию, крайне опасную для нее и королевской власти, так как деятели этой оппозиции находились при дворе, занимали по инициативе самой Екатерины Медичи места губернаторов и военачальников, имели много приверженцев в среде знати, обладали большими материальными средствами, наконец, глубоко изучили характер королевы, ее цели и стремления, узнали нравственные и материальные силы и средства правительства.