Скопление элементов неудовольствия в лагере давало этому движению особую силу, сближая людей, с самими разнородными стремлениями и целями. Тут были и неокатолики, личности, которым приходилось выбирать между папою и палачом и которые сделались католиками, сохраняя в сердце привязанность к старым своим верованиям: их насчитывалось в лагере более четырехсот человек, и все это были или принцы крови, или знатнейшие дворяне; была и значительная масса лиц, принадлежавших прежде к числу рьяных защитников католицизма, сохранивших верность своей религии и теперь, но крайне недовольных двором и его новыми порядками, стремившихся к реформам в государстве во чтобы то ни стало, раздраженных преобладанием в управлении государством иностранцев, личностей низкого происхождения, относившихся к ним, дворянам, с пренебрежением, с трудом дававших им аудиенции, грабивших казну, разорявших народ[1495]
. Еще во время бракосочетания Генриха Наваррского между этими двумя политическими фракциями произошло сближение, и Колиньи стал уважаемым лицом даже для тех придворных, приверженцев дома Монморанси, которые прежде вели с ним ожесточенную борьбу. Кровь Колиньи и общность той опасности, которая грозила всей знати, освятили и скрепили новый союз, — пребыванье под Рошелью повело их еще далее по этому пути, и их настроение по отношению к гугенотам стало таково, что рьяные католики, приверженцы Екатерины Медичи и Генриха Анжуйского, прямо заподозрили их в отношениях с осажденными, в передаче им сведений относительно планов осады[1496]. Действительно, с первых же дней осады, едва только вся эта клика дворян и недовольных, и неокатоликов, прибыла с Генрихом Анжу в лагерь, как в ее среде началось серьезное движение. Большинство членов новообразовавшейся партии, которая получила название «партии политиков» уже до мира в Сен-Жермене, когда Монморанси и его приверженцы впервые потребовали увеличения гарантий для кальвинистов, порешило поднести королю прошение, с целью добиться изменения существующих порядков и восстановления январского эдикта, и намерение это было так твердо принято, что маршалу Монморанси, отличавшемуся своими миролюбивыми наклонностями, с трудом удалось убедить их оставить начатое дело[1497]. Начатое движение затихло, но это было на время, и не прошло и месяца, как вновь начался ряд новых попыток, с целью действовать уже вооруженною рукою, освободить Рошель и в союзе с протестантами добиться тех прав, которых лишало их господство итальянцев. То были попытки крайне слабые, окончившиеся лишь одними приготовлениями, но они показывали, что существуют уже сильные элементы будущих смут, что формируется новая сила, отрешившаяся от власти, готовая действовать заодно с гугенотами против правительства. Во главе движения стал виконт Тюренн, натура кипучая и полная энергии, наскучившая сидеть смирно, сложа руки.