Ферма механических тел

Не представляю, какой верой в высшую цель и правое дело нужно обладать, чтобы продолжать сражаться за них, даже когда твоя личность известна тайной полиции из воспоминаний Шпильки. Мне до такой одухотворенности, как пешком до королевства Илитиири.

— К тому же на святых островах Еноха концентрированный светлый астральный фон, а это лучшая маскировка для призыва ангела, — ее бровки сложились скорбным домиком при взгляде на Полли на борту воздушной лодки.

Интересно, какого это, искренне желать помочь каждому несчастному? Почему-то вспомнилось слово «богоугодно» с интонациями Мэя.

— Благодарю тебя, Генрика, — Ева вдруг присела в книксене, приподнимая подол простого коричневого платья, в котором выглядела одной из святых мучениц. — За неоценимую услугу, оказанную Лиге антиимпериалистов и Свидетелям Еноха. Если в этой варварской стране однажды тебе пригодится помощь теурга, то можешь рассчитывать на меня.

Вообще-то, с фанатичной экзорцисткой, не считающей за людей всех иноверцев, я надеюсь больше никогда не встречаться. Но жизнь в трущобах научила не разбрасываться полезными знакомствами. А потому я склонилась в безупречном реверансе, чуть подпорченном мужским костюмом, в ответном ненавистном мной ритуале целования задниц.

— Благодарю, миледи Евангелин.

Шлюз грузового отсека снова открылся, растрепав мои кудри. Ева опустилась в крылатый транспорт и напоследок с легким высокомерием в голубых глазах воззрилась на инквизитора, чьи руки на моих плечах сжались крепче.

— Береги ее, Ли. Ты же понимаешь, что в Новом Свете тьма все та же, старая.

Я проводила взглядом улетающую воздушную лодку, дождалась закрытия шлюза и саркастично фыркнула. Подумаешь, тьма. Значит, вкрутим лампочку! Механик я или где в конце концов! Кстати, о механиках…

Мэй, предугадав мои желания, повел меня по коридорам гондолы «Буревестника» в каюты. Распахнул дверь одной из них, и я так и застыла с занесенной ногой, разинув рот, выпучив глаза.

На койке, довольно оглаживая седую бороду и щуря глазки-буравчики, сидел мастер Дедерик в окружении невесть откуда взявшихся на дирижабле Бандита и Пирата. А по каюте ходила, собирая вещи и принося их изобретателю, груда металла с человеческими чертами лица и отчаянно материлась фальцетом. Наверно, из-за погрешности в узоре печатей, потому что, по задумке, говорить наше изобретение тоже должно было исключительно по команде.

— Это успех, товарищи! — не отрывая трепетного взгляда от автоматона, пробасил гном, отсалютовав нам флягой, только что послушно поданной роботом.

А я, наблюдая за переплетением шестерней и патрубков, движимых разумной астральной энергией, никак не могла ощутить восторг от проделанной работы. Только опустошение, как от сильного переутомления, и легкую гадливость. К себе. Мы ведь должны были создать оружие. А не раба, запертого в тюрьме, из которой нельзя сбежать. Не способного даже восстать против отдаваемых ему приказов из-за плена контрольных сигил.

Замутило меня так резко, что я еле успела метнуться в закуток уборной, выворачиваясь наизнанку над раковиной. Мутное зеркало отразило перекошенное от омерзения лицо с болезненно проступившими на нем веснушками. Надо же, раньше меня не тошнило от осознания собственного морального разложения.

— Гаечка! — дед заполошно возник в дверях. Помог выпрямиться, с тревогой заглядывая в глаза и вывел в каюту. — Что случилось?

Я покосилась на продолжающего сквернословить склонившегося с подносом в руках автоматона, которому еще не дали команду разогнуться. И отмахнулась, вновь почувствовав горечь во рту. Неконструктивно обсуждать с гением, эксперимент которого удался, мои рефлексии. Не поймет.

Но мне было дурно от осознания, соучастницей чего стала. Я создавала оружие, которым одни люди убивали других. Создавала инструменты, которыми пытали пленных. Но до сего момента жалости к косвенным жертвам не испытывала. А сейчас… я слишком хорошо знаю, какого это, когда тобой просто пользуются, как этой несчастной механической куклой.

— Ты что… жалеешь этого убийцу? — как я и предполагала, у мастера Дедерика даже в голове такое не укладывалось.

А разве есть разница, чья душа сейчас заключена в теле робота? Разумеется, поначалу, пытаясь сгладить аморальный аспект автоматонов, в них будут вселять исключительно преступников. Но потом обязательно найдутся те, кто захочет помучить своих врагов или продлить существование друзей и родственников.

— Это же для него возможность искупить его грехи!

Вот за это я и ненавижу экстрасенсорику. И в чем-то вполне согласна с Церковью, сжигавшей на кострах спиритуалистов. Человек может судить человека только при жизни. После смерти судьба души должна определяться Енохом, Папой Легбой, духами природы эльфов, да хоть другой эктоплазмой, но никак не живым человеком.

И, да, я не возразила, когда Мэй предложил оставить Башню Бенни для экспериментов с автоматоном. Потому что не понимала, что такое автоматон на самом деле. Даже моему кошмару детства я бы не хотела такой участи.