Дед не в привычном заляпанном моторным маслом комбинезоне, а в бархатном сером двубортном рединготе выглядел истинным главой рода. Оглаживая расчесанную седую бороду, он мерил шагами зал, бросал из-под кустистых бровей на нас хитрый взгляд и крякал своим мыслям.
На Мэя я старалась лишний раз не таращиться, потому что непроизвольно начинало зудеть внизу живота. Белоснежная рубашка без изысков стоимостью с полгода моей работы подпольным мехадоком. Черный костюм-тройка с отделкой узором серебряных сигил по вороту и обшлагам рукавов и «Уэбли» на поясе. Легкая небритость и неряшливо упавшие на глаза иссиня-черные пряди до плеч, прячущие обманчиво-рассеянный взгляд. Он отрешенно выпускал в распахнутую фрамугу клубы сигаретного дыма, но я знала, что от его внимания не укрывается ни одна деталь в этой комнате.
Я нервно расправила оборки оливкового платья, длинного сзади и короткого спереди, с расширяющимися к запястьям рукавами, перехваченными на локтях золотыми браслетами Теша. Под платье я надела узкие зелено-коричневые полосатые брюки, не столько как вызов местному ригидному обществу, сколько как винтик, соединяющий меня с моей прошлой жизнью. Доказывающий, что я не потеряла себя среди мрамора и свечных огней.
Корсет помогал держать спину и как будто еще слегка увеличившуюся грудь. Митенки из тончайшей рыжей замши, подаренные мне Мэем в Ночь Всех Святых, подчеркивали цвет дерзко обрезанных до скул, распрямившихся в отсутствие влажности волос, и сочетались с такими же ботильонами на квадратном каблуке.
В общем, выглядели мы вполне готовыми к подковерным интригам старой тьмы Нового Света. А вот почтивший нас своим присутствием мессер Авракс Джарвис в сопровождении десятка деловых партнеров почему-то проассоциировался у меня с Башней Бенни в окружении прихлебал. Должно быть, потому что за его долговязой спиной маячили два дюжих орка с дредами. В скрипящих кожаных брюках, дорогущих рубашках без рукавов, кожаных перчатках без пальцев с золотыми кастетами. И ошейниках.
Я никак не могу привыкнуть к виду этих чернокожих клыкастых гигантов, что на Остконтине порабощают народы Бадавийской пустыни и взращивают самых могущественных некромантов — колдунов вуду — в мире, в рабских ошейниках. Чует моя задница, конфедераты еще хлебнут дерьма из-за этой своей извечной тяги к пафосу. Дождутся, будет на их кладбищах макабр28
.— Ну что, коллеги? — мессер Джарвис подмигнул, словно страдающий тиком, и направился опустошать бар. — Все довольны распределением ценных бумаг?
Настал звездный час необразованного и невоспитанного подпольного мехадока Гаечки!
— Поршень вам в выхлоп, — тихо, словно бы себе под нос, но с чувством огрызнулась я.
Выражения лиц у присутствующих стали неописуемыми. Часть из них пыталась понять сказанное и открывшийся сакральный смысл им явно не понравился. Часть просто опешила, что такая ошибка природы, как существо женского пола, оказывается, может разевать рот наравне с мужчинами.
— Анри, мы ведь это уже обсуждали, — Мэй страдальчески поморщился, словно у него резко заныли все зубы, вовсе при этом не лицемеря. Мы сотню раз репетировали этот спектакль на борту «Буревестника», поэтому мои припадочные вопли ему успели набить оскомину. — Распределение справедливое.
— Тебе и мейстеру по семь процентов, Барти пять, а мне два! Это ваша справедливость? — я чуть повысила голос и добавила истерично-плаксивых ноток. — Я сконструировала антропоморфного робота! Я изобрела тетраграмматон! Я добыла фотографии пост-мортем! Я тоже требую семь процентов!
Сначала была мысль затребовать десятку, а потом сторговаться на семи. Но мы отмели ее, как слишком рискованную. Такая акула бизнеса, как металлургический магнат, сразу раскусит наш план.
— Заглохни, Гайка! — рявкнул из кресла Барти. — В свободном обращении должно быть пятьдесят пять процентов акций! Двадцать четыре у мессера Джарвиса! Откуда мы тебе твои семь возьмем? Прежде, чем влезать с предложениями, научись считать!
Противные усики упомянутого мессера дернулись от ухмылки, спрятавшейся за стаканом виски. Давай, наслаждайся нашей грызней. Нам того и надо.
— Мне плевать, откуда! — я закатила глаза. — Хоть из своих долей!
— Да если бы не я, тебя бы здесь вообще не было!
— Я не отдам свою долю бастарду!
Хором вскинулись Мэй и изобретатель, гневно оборачиваясь ко мне.
Короткий взгляд, брошенный магнатом на моих «партнеров», сверкнул злорадством и легкой гадливостью. Он явно ни во что ни ставил недалеких имперцев.
— Тогда я отзываю права на тетраграмматон! — взвилась я.
— Подождите-подождите, уважаемая мессера Генрика, — тут же вклинился в безобразный скандал Авракс, безошибочно уловив опасную почву. Ведь патент на тетраграмматон действительно был целиком и полностью мой. — Давайте мы все не будем горячиться. Возможно, вас устроит доля в пять процентов?
Ага, чтобы мы по сумме сравнялись с его долей? Ну уж нет. В университетах я не училась, и в ценных бумагах ничего не смыслю. Но с войны знаю, что такое и что дает численное преимущество.