Сильное
желание сходить в туалет "по большому" было замаскированной жаждой вновь нюхнуть Демона. Пакетик, случайно оставшийся при Бейкере, был надежно спрятан в его… животе.Для заполучения наркотика обратно требовался упорный и мучительный труд.
- Аааай! – экс-детектив тужился, засовывая пальцы глубоко в попу, - О, черт, эх… - не жалея сил, - Вот же тварь! - когда у пациента получилось высрать пакет, он облегченнейше расслабился, успокоил мышцы…
- Вот, сюда иди, мой дорогой, иди! – насыпав себе на ладонь,
наркоман принялся читать нараспев заклинания на незнакомом языке с такими выпученными глазищами будто оторвался от Земли и видит пред собой врата рая, отворившиеся индивидуально для него, - Картронд! Картронд! Картронд!- Они все его обижают… Все-все-все! Они обижают Фернока! – посредине ночи действие снотворного препарата прекратилось и наступило привычное для “жертвы Демона” полоумие, - И должны заплатить за это, должны заплатить!
- Негодяи хотят убить Фернока, весь наш мир его ненавидит. Я обязан всех их наказать, чтобы его не тронули! Я боюсь за жизнь Фернока! Бедного и несчастного унижают… - но лежал
“заступник” уже не в общественной палате, где его чудное пение всем бы мешало, а в старом добром изоляторе, где
находятся только он и воображаемый экс-комиссар, - Доводят до маразма, а потом грызут локти. Боги, помогите мне спасти Эсмонда Фернока!
Страшный вердикт докторов прозвучал как гром среди ясного неба для близких родственников Бейкера. “Вестер никогда не вернется”. А вот самому пациенту, похоже, навеки поселившемуся в какой-то ирреальности, это абсолютно ничего не дало. Может быть, и к лучшему…
Герберт Миллер с нетерпением ожидал своего дня рождения. Мама думала, как его отпраздновать, подбирая наиболее подходящий вариант. Сперва решила, пусть прилежный ученик отмечает семилетие дома, гостей будет хоть отбавляй, никуда не нужно ехать…
Но дядя Фернок, принявший добровольное участие в организации праздника, давно ставший другом их семьи, предложил завлекательную альтернативу.
Сидя на диване, читая газету однонедельной давности, он подкинул идею:
- А что если седьмой по счету день рождения мальчик проведет подальше от матери?
Кайлен восприняла данную задумку в штыки. Отнюдь не все вдовы признают какую-либо новизну, касающуюся времяпровождения их чад.
- Что значит подальше?
Фернок, скорее, не ответил, а продолжил говорить, проигнорировав недовольство подруги:
- Заодно проверим, так ли он ее любит…
Не удержавшись, Миллер вспылила и крикнула:
- Ты издеваешься?
В следующий миг друг семьи оторвал от газеты глаза и, вытаращив их, повернулся к мамаше.
- Почему сразу издеваюсь-то? Ну, если не хочешь, то и не надо. Мое дело просто посоветовать, а ты уж там сама как-нибудь… - и, обратно переключив внимание на интересную статью, строго напомнил, - Ты там чай когда мне собираешься нести? Я уже полчаса вообще-то жду…
Чем-то явно неудовлетворенная, Кайлен ударила разок по подушке, топнула ногой и в итоге отправилась на кухню.
Фернок ей вслед:
- Хм, странная!
Он дождался своего чая. Но получил его не совсем так, как надеялся: психанув, хозяйка прибежала в комнату и выплеснула сладкое содержимое кружки экс-комиссару в лицо. Тот, не оценив такой сомнительной приятности подарок, потратил все силы на то, чтобы не нагрубить. Ранее Фернок никогда себя так не сдерживал.
Кайлен заплакала, поняв, какую глупость только что совершила. И не только из-за этого. Причин было много. Одна тяжелее другой. Но самая основная – потеря любимого мужа.
- Ну, все, тише… - из сострадания обняв ее, плотно прижав к себе, Фернок позабыл о пролитом чае, - Не надо расстраиваться из-за меня…
Друзья простояли так, не двигаясь, около нескольких минут и разобнялись, когда прошли слезы. Чуть позже экс-комиссару позвонили. Но, не желая ни на что отвлекаться, куда-то идти, он решительно отклонил вызов.
“
На следующий день Фернок явился в клинику, где находился Бейкер. С утра перезвонив на высветившийся номер, извинившись за вчерашнее нежелание общаться.
- Что стряслось? Какие-то ухудшения?
Врачи, помня, за что экс-коп платил им, честно выполняли свое обязательство - оповещали о любых изменениях в душевном состоянии пациента.
- Это мало назвать ухудшениями… - признался психиатр