Ферония дарует

Он всегда умел удивлять ее, всегда, даже когда телепатка считала, что предвидела все варианты. Альда замерла, не зная, как реагировать. Она боялась, что он сейчас начнет бурно признаваться в чем-то или вообще трюк со слезами попробует, и это все разрушит. Но нет, даже сейчас, стоя на коленях, Триан умудрялся выглядеть как властелин этой планеты.

– Ты права, я действительно не объясняюсь, – сказал он. – Но и ты имеешь право на правду. Поэтому… только один раз.

– Что? – растерялась Альда.

– Левиафан.

И тут она все поняла.

Во время миссии на Левиафане Триан серьезно пострадал, и Альда решилась на глубокое погружение в его сознание. Тогда это была вынужденная мера, призванная спасти ему жизнь. Все получилось, и именно в тот момент телепатка узнала его настоящего – не все о нем, но то, что он обычно скрывал от мира.

Теперь Триан предлагал ей такую связь добровольно, без острой необходимости. Зная, что это будет тяжело для Альды – и еще тяжелее для него. Скорее всего, болезненно. И уж точно получится куда большая уязвимость, чем обычный недостаток телепатической защиты. Зато это будет не просто правда – это будет истина о том, чем легионер был на самом деле.

Уже само предложение настолько поразило Альду, что она почти поддалась слабости. В какой-то момент она готова была простить его за то, что он пошел на такое, и пощадить, не проводить через внутренний ад. Но Альда вовремя остановила себя. Если сейчас сорваться и побыть хорошей влюбленной дурочкой, между ними так и останется недосказанность – крошечная трещина, которая со временем разрастается и оборачивается непоправимой бедой.

Поэтому сегодня им обоим нужно было дойти до конца.

Альда быстро кивнула ему, говорить сейчас не хотелось. Она наклонилась вперед, прижала руки к вискам легионера, коснулась лбом его лба, закрыла глаза. Если Триан предложил такое, значит, был уверен, что все в порядке и они в безопасности в ночном саду. Поэтому Альда уверенно отпустила реальность, а вместе с ней и связь со своим телом.

Это было похоже одновременно на полет и на падение – при том, что Альда больше не существовала как создание из плоти и крови. Она была импульсом, сознанием, чужеродным элементом в огромном мире души. Триан не обманул ее, блоков и запретов не осталось. Альда легко миновала поверхностный уровень эмоций и физических ощущений, не задержалась возле мыслей настоящего момента. В прошлый раз она добралась до изломанного лабиринта ключевых воспоминаний и представлений о мире…

А теперь этого было мало. Она успела лишь заметить, что лабиринт стал целым, он больше не разваливался на части и все так же был полон комнат и сложных переходов. Здесь можно было бродить вечно, однако она не того хотела. Альда была готова зайти так далеко, как ее пустят – до финала, до предела, до самой сущности человека, который открылся ей.

Поэтому лабиринт она пролетела так же быстро, как остальные слои сознания, – и вдруг рухнула в бездну. Многие боялись Триана за это, видели в нем такое: бесконечную тьму, страшную, пульсирующую, способную все перемолоть и уничтожить. Одни сразу шарахались от нее, другие нервно посмеивались, утверждая, что это лишь маска, преувеличение, на самом деле он совсем не такой…

Но он был как раз такой. Эта бесконечная черная пустота действительно существовала в нем, бескрайняя, как космос. Абсолютная власть небытия, порождающая и пожирающая чудовищ. Здесь не было ничего, и это отсутствие смыслов давило на Альду, будто растворяло ее в себе, вынуждало бежать, пока еще не поздно. Триан не смог бы делать это осознанно – здесь даже у него не было власти. Нельзя контролировать собственную суть, она просто… просто существует. Поэтому Альде захотелось отступить, склониться перед этим страхом, а она сопротивлялась. Ей нужно было знать, нужно было понять, что скрывается здесь. Триан, которого она знала, не мог быть пустым.

Она задержалась в оглушающей, удушающей пустоте – а потом увидела. Белые всполохи, обрывки воспоминаний, отдельные образы. Картины серебром на черном. Голоса, прилетающие из бездны. Настолько важная часть его прошлого, что место ей нашлось только здесь, в небытие, в основе всего.

Белый свет бьет по глазам. Лампа, висящая над столом, ослепляет. Такая яркая… Такая и должна быть. Лампа над операционным столом, обеспечивающая свет без теней. Убийца теней.

Но тени все равно есть – рядом, движутся вокруг него. Он не может пошевелиться, что-то держит. Чувство металла на руках и ногах. Жесткий стол за спиной. Тело маленькое, слабое, смертное тело… Из глаз льются слезы. Не от слепящего света.

Силуэты будто танцуют вокруг него. Они куда-то спешат, а он смотрит не на них. Ему нужно увидеть что-то другое, скрытое за ними и бесконечно важное. Увидеть, протянуть руку, коснуться… Не получается и уже не получится. Металл держит надежно, белый свет забирает весь мир.