Феррагосто

Похороны прошли тихо, в узком кругу близких и друзей покойной. После службы Карло и Кристина вернулись на виллу. Задрапированные черным зеркала укрывали тоску по хозяйке, слуги, также одетые в черное, не поднимая глаз, бродили по дому. Родственники рассаживались за столом, чтобы за трапезой почтить память графини. Но, несмотря на присутствие людей, дом опустел, как будто из него вынули сердцевину. Карло сидел за столом рядом с Энрике Партичини, который приехал с женой и детьми; кроме него и еще, пожалуй, пары человек, не считая Элены и слуг, Карло никого не узнавал. Не успев притронуться к пище, он поднялся и, извинившись, вышел из-за стола. Кристина последовала за ним, и они покинули комнату под слишком оживленный звон столовых приборов.

– Я не могу там находиться, – сказал Карло.

– И не говори! До чего гнетущая обстановка. Я ненавижу похороны со дня смерти мамы, нет ничего хуже их! Пойдем наверх, на террасу, подышим воздухом. – Кристина протянула ему руку, и он взял ее, со стыдом осознавая, что в ее руке больше силы, чем в его собственной.

Они сели прямо на нагретые плиты террасы и уставились вдаль. Кристина положила ему голову на плечо и произнесла:

– Как тихо. И как же одиноко. Бедная Доната… – Она шмыгнула носом. – Знаешь, когда я приходила сюда и видела ее, мне каждый раз казалось, что она становится все прозрачнее, все меньше, она словно исчезала на глазах. И я уже боялась приходить, думала, что в один день она исчезнет совсем, – она судорожно вздохнула.

– А мне вдруг вспомнилось, как однажды я вошел в комнату и она сидела там, перед большим окном с видом на море… Но стояла темень, и за стеклом ничего не было видно. Но она все равно продолжала смотреть в эту мглу… Что она видела в ней?

– Ты и сам знаешь ответ.

– Я хотел обнять ее, до того покинутой она мне казалась, но я не посмел.

– Ты сделал для нее гораздо больше.

– Да, к счастью, – он вздохнул.

– Самое страшное – это неведение. А благодаря тебе она узнала, что ее сын спасся, не погиб. Разве могла она мечтать о большем? Когда умерла мама, Доната сказала мне, что судьба не носит часов. Что каждый одинаково важен, как важно и его присутствие, даже мимолетное… – Кристина опустила глаза, пряча слезы. – А теперь и ты уезжаешь…

– Не плачь. А то я поверю в теорию о том, что женские слезы содержат фермент, от которого мужчины теряют голову. Я уеду, ты права. – Он приобнял ее. – Но ты поедешь со мной. Я хочу, чтобы ты на какое-то время забыла о том, как любишь Ланцио. Может, пришло время дать шанс Риму?

– Ты хочешь, чтобы я переехала в Рим?

– Очень!

Она задумалась.

– А вообще-то, я думаю, папа будет даже рад моему отъезду. У него появилась эта женщина, они теперь каждую субботу ходят в кино и на празднике были вместе…

– Она тебе не нравится?

– Начинает нравиться, – заулыбалась Кристина. Ее опухшее заплаканное лицо вызвало у Карло ответную улыбку.

– Потому что теперь ты сможешь уехать со мной?

– Si, – шепнула она и потянулась навстречу его губам.

Солнце садилось, удлиняя тени, расцвечивая оранжевым тонкие облака, прощаясь с Ланцио всего на ночь и обещая вернуться. Оно зайдет за горизонт, пропадая из виду, чтобы в этот же миг восстать где-то на другом конце земного шара. Наблюдая из года в год, как города тянутся ввысь, как осыпаются по песчинкам горы, оно будет жить в причудливых узорах облаков, которые поменяют очертания миллионы раз, прежде чем появятся те, кто узнает эти лучи из тысяч других. Кто примет их тепло и, прикрыв глаза, вспомнит момент прошлого – миг, в который смогла уместиться целая жизнь.