Ферромант

Она плавным движением согнула обнаженную ножку и поднесла стопу к самому лицу принца. Тот отшатнулся, словно в него ткнули факелом, хотя пальцы выглядели и пахли как после ванны. Собственно, единственный необычный запах от ведьмы — это легкий железный флер, а в остальном она была очень чистоплотной. Но речь, разумеется, шла не о грязи, а об унижении, потому что лобзают ноги женщинам только собаки и челядь.

— Целуй! — колдунья повысила голос. — Или брата тоже любишь только на словах? А как до дела — так и черт бы с ним? Даю три секунды на раздумья, после чего стрелки превратят гостей в решето! Раз!

Амис резко наклонился и коснулся дрожащими от отвращения губами холодной кожи. После чего выпрямился, смачно сплюнул и смерил мразь испепеляющим взглядом исподлобья. Та в ответ одарила парня самой гадостной, надменной и уничижительной ухмылкой, на какую способно лишь порождение истинного зла.

— И это все? Еще и плюешься, будто я немытая селянка… Как-то неубедительно, неискренно, без страсти. Это, по-твоему, проявление покорности? По мне так чистое оскорбление. Лучники, целься!

— Стой! — принц откинул голову и часто задышал, глядя в потолок мутным взором и собираясь с мыслями. — Подожди.

— Подожди? — стопа уперлась в грудь и надавила так, что кресло приподнялось.

— Дай мне еще немного времени, моя госпожа, — простонал юноша, морщась от колик в ребрах.

— Десять секунд, — недовольно проворчала ведьма. — И в этот раз постарайся, потому что второго шанса не будет.

Амис облизнулся и бережно взял ножку мучительницы двумя руками, проведя ладонью от лодыжки до икры. Кожа была гладкой, бледной и холодной, и от полированной слоновой кости ее отличала лишь нежная живая мягкость. Чуть согнув колено, пленник опустился в почтительном поклоне и прильнул влажными губами чуть выше пальчиков, поцеловав мегеру так, как обычно целовал самых красивых и податливых фрейлин.

— Ну надо же… Кто бы мог подумать… — колдунья отблагодарила узника язвительной ухмылкой. — Что ж, я свое слово держу, в отличие от некоторых. Слуги прогонят послов, не причинив вреда. А мы пока перекусим. Утро выдалось богатым на события, я аж вся изголодалась.

Скелеты принесли яичницу с колбасками и чай. Тем временем с подножья доносился такой грохот, словно сходила каменная лавина, и пленник вслушивался в каждый звук в попытке понять, что же случилось с всадниками. И вот сквозь ослабевший шум пробилось конское ржание и удаляющийся стук копыт, и лишь тогда Амис шумно выдохнул и качнул головой.

— Никто не пострадал, — ведьма полила свою порцию густым сметанным соусом. — Мои слуги в точности исполняют приказы. Всегда, — последнее слово произнесла с подчеркнутым намеком. — А теперь ешь, иначе точно с голоду помрешь. А после завтрака приведешь себя в порядок. Вымоешься, побреешься, пострижешься, а то ни дать ни взять лесной отшельник. Вшей мне еще тут не хватало. Если не справишься сам — Наставник поможет, он у нас цирюльник знатный.

Чудище с конской башкой кивнуло.

Принц отрезал кусок и поднес ко рту, после чего отложил вилку и спокойно, без вызова произнес:

— Не хочу.

— Соловьи не поют в клетке, а ты — не ешь? — чародейка усмехнулась. — Или тебе тошно после моей ножки?

И то, и другое, подумал парень, но вслух сказал:

— Просто не лезет. Может, позже.

— Ты опять артачишься? — пальцы добела сжались на рукоятке ножа. — Брат в безопасности — и можно норов выпячивать? Ешь! Ты не хочешь, зато я хочу. Гости еще близко, стрела достанет.

Амис со вздохом проглотил немного яичницы, показавшейся пресной и безвкусной, и тут ведьма невесть с чего привстала и подошла к парапету. Юнец подозревал, что гадина мысленно общается с приспешниками и, скорее всего, видит все, что «видят» они, но теперь случилось что-то, из-за чего девушка в изумлении произнесла:

— В смысле, отказывается? Ну, так шуганите ее! Погремите, постучите, помашите мечами. Уже все сделали? Не помогает? И что ей нужно? Хм… Ладно, проводите. Только осторожно.

— Что там?

— Это ты мне расскажи, — колдунья села и скрестила руки. — Говорят, с послами прибыла некая девица. И наотрез отказалась уезжать, пока не встретится с тобой. Я уже не знаю, что и думать. Кажется, скоро боги спустятся с небес и замолвят за тебя словечко. Да уж, есть в жизни справедливость…

Пока Амис ломал голову, кто из его пассий оказалась столь бесстрашной, ржавые рыцари привели на балкон невысокую щуплую девушку в мужской одежде: кожаных штанах, серой сорочке, жилете и широкополой шляпе — типичном наряде равнинных пастухов. Кукольное треугольное личико с огромными голубыми глазищами обрамляло каре темных волос. Тонкие губки сжались в едва различимую линию, вздернутый носик сердито сопел, а небольшая грудь вздымалась и опадала столь часто, словно это не гостья скакала на коне, а конь — на гостье.

— Анна? — принц в изумлении уставился на давнюю подругу.