Фестиваль

– Переделай, дружище, все от начала до конца – и тогда приходи.

Жора зашел в отдел поэзии через несколько дней и принес страшную поэму, начинавшуюся следующим образом:

Я помню, было озаренье,
Свершилось – согласились вы
Пойти со мною в воскресенье
На праздник умной детворы…

…Поэму напечатали уже в следующем номере.

Машенька Тутанхомонова была в полном восторге, родители юного дарования, скупив полтиража журнала, носились по городу из конца в конец, раздаривая экземпляры направо и налево, а сам Егор, впервые встретившись на своем творческом пути с абсолютной глупостью в чистом виде, без примесей, сделал для себя несколько важных выводов, пригодившихся ему в дальнейшем. Тогда-то он и выдал первую мудрую мысль собственного сочинения: «Если человек лишен мозгов – значит, было за что».

Неторопливо поднимаясь вверх по Тверской и с интересом поглядывая на проходящих мимо девушек, Сергей подумал о том, что неплохо бы было позвонить в арбатский офис и поинтересоваться, как там идут дела. Неожиданно его взгляд остановился на угловом сером доме с разноцветной кричащей вывеской «Дамский салон».

«Ба! Да ведь в этих хоромах обитает наш давнишний друг, матерый человечище – товарищ Бесхребетный… Он же постоянно торчит дома. Зайти, что ли, проведать».

Кратко переговорив из ближайшего таксофона с прозаиком и получив официальное приглашение, он поднялся на шестой этаж знакомого подъезда и позвонил в дверь.

Егор Данилович, несколько деморализованный воспоминаниями, в профессиональном писательском халате с кистями встретил гостя лично, что бывало достаточно редко. Обычно дверь открывала его домработница Зина – девушка вздорная и крикливая, из несостоявшихся поэтесс. Сейчас она выглянула из кухни и, чем-то заинтересовавшись, через секунду появилась в прихожей в полный рост. Она была одета в небесно-голубое платье из когда-то модного довоенного материала, которое необычайно гармонировало с цветом ее волос – золотисто-желтых, словно разомлевший на солнце пучок соломы. К ее груди был приколот небольшой цветок, отдаленно напоминающий орхидею. От нее веяло тонким ароматом французских духов. Руки ее, обнаженные до плеч, были крепкими и мускулистыми. Зина их скрепила в жесткий союз и вызывающе держала у себя на животе.

– Здравствуйте, Зина, – дружелюбно произнес Флюсов.

Домработница полезла было целоваться, но Сергей вовремя отвернулся и начал расточать комплименты хозяину.

Зина работала у Бесхребетного уже десятый год и чувствовала себя в доме своим человеком, даже скорее хозяйкой, нежели прислугой. Привыкшая к точности и порядку, она всегда четко выполняла любое поручение, правда, ориентируясь при этом прежде всего на собственные вкусами и интересы. Такая бесцеремонность иногда раздражала писателя, но в то же время умиляла: навязывание ему чужого вкуса он самым наивнейшим образом принимал за своего рода заботу о себе. Так, например, он требовал от Зины, чтобы та каждый день подавала ему после обеда стаканчик его любимого крымского портвейна. Он пил его медленно, маленькими глотками и вспоминал при этом о чем-нибудь хорошем, случившемся с ним в молодости. Но заботливая родственница в большинстве случаев наполняла его стакан дешевой красной «гымзой». «Зачем ты заставляешь меня пить это вульгарное вино? – негодовал Егор Данилыч. – Сколько раз я тебе говорил, что терпеть его не могу!» Зина спокойно объясняла, что крымский портвейн вызывает изжогу, а красное вино содержит в себе витамины. Она лгала, потому что определенно предпочитала красное вино портвейну. К тому же оно было дешевле и, значит, его можно было купить больше на деньги, выданные ей Бесхребетным, что, бесспорно, было выгодно.

Усевшись на диване друг напротив друга, литераторы стали обмениваться последними впечатлениями, Сергей рассказал Егору Даниловичу о своем новом музыкально-авангардном проекте, получил полное одобрение, после чего Зина позвала их на кухню пить чай.

Разлив горячую целебную жидкость по чашкам, домработница бесцеремонно уселась за обеденный стол вместе с писателями, вероятно, намекая тем самым на более чем доверительные отношения с хозяином дома.

– Зинуля, тебе вчера кто-то трезвонил по междугороднему, я слышал. Наверняка из Смоленска?

– Откуда ж еще. Мне из Америки, как вам, никто не звонит. Все мои знакомые и родня там – на смоленской земле.

Флюсов отхлебнул из чашки и скромно заметил:

– Мне тоже как-то было сообщение из этого чудного городка.

– Вот как… – буркнула довольная домработница.