Фестиваль

Столетья промчались, и снова,
Как в тот незапамятный год,
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет.

Ей жить бы хотелось иначе,

Надеть подвенечный наряд,
Но кони все скачут и скачут,
А избы горят и горят…

– Это Наум Коржавин – мой большой приятель. Эх, Валерочка, ушла молодость.

– Ну что вы, Ирина Львовна… О чем вы говорите?!

– Только не надо дурацких слов о том, что я молода душой.

– Не только, – окончательно запутался Москалев.

– Правда? Ты на самом деле так думаешь? Экие вы, разговорники, прозорливые. Ну ладно, расскажи мне какой-нибудь случай из жизни. Ты сказал, что сидел на гауптвахте. А за что?

Валерий облегченно вздохнул, ему уже начинало надоедать говорить бессмысленные комплименты.

– Первые пять суток ареста я получил за то, что ходил в неформальной обуви. Встретился мне как-то полковник, начальник политотдела нашей бригады, и, удивленно посмотрев на мои ботинки, спросил: «А что это у вас, товарищ лейтенант, за говнодавы?» Отпираться было глупо, факт нарушения формы одежды был налицо, и поэтому я откровенно ответил: «Извините, товарищ полковник, говнодавы – это у вас. У меня – “Саламандра”».

Львовна затряслась от искреннего здорового смеха:

– Остроумно, Валерий Александрович. А вторые пять суток?

– Вторые – я перепутал время и поднял утром вверенное мне подразделение на час раньше положенного.

– Тоже неплохо. Так получается, что вы опытный проказник, молодой человек.

– Да куда уж нам!

– Не скромничайте. Как однажды заметила Герой Советского Союза Голда Меир: «Не будь так скромен – ты еще не настолько велик».

В то время, когда Ловнеровкая закончила цитирование бывшего премьер-министра Израиля, в прихожей коммуналки натужно задребезжал видавший виды звонок.

Это еще кто без приглашения? – возмутилась хозяйка.

Непрошеным гостем на сей раз оказался Саша Чингизов. Он долго извинялся, тряс немытыми волосами, объясняя свой незапланированный визит чрезвычайными обстоятельствами. Собственно, таковыми они казались только на первый взгляд: финансовая пропасть, в которую певец пока не летел, а только спускался по веревочной лестнице с каждым прожитым днем, становилась все более бездонной и безрадостной. Когда-то тугие, как груди девушек из родного аула, и твердые, как созревшие плоды кисло-сладкой алычи, канаты, являющиеся лестничной основой, со временем поистрепались и поистерлись. Чингизов понимал: пройдет еще какое-то время – и они лопнут, понесутся стремительно вниз, увлекая за собой последние надежды и чаяния несостоявшегося артиста.

Систематическое курение анаши приносило лишь локальное облегчение. Хорошо, хоть ее не надо было покупать за деньги – еженедельно, по понедельникам, Саша встречал поезд из Душанбе, тем самым пополняя запасы дурманившего его зелья.

– Ну что у тебя случилось на этот раз? – с некоторым раздражением произнесла Ловнеровская, наливая новоприбывшему гостю чашку жидкого чая без сахара. – Или, может, хочешь шампанского?

От этого вопроса Чингизов скривился, как от зубной боли, и нервно ответил:

– Нет, спасибо. Я не пью спиртного.

– Совсем? – поинтересовался Москалев.

– Слушай, не издевайся, да? – обиделся певец. – У меня просто нет на это денег. Совсем.

– Так ты пришел одолжить их у меня? – испугалась Ирина Львовна.

– Я пришел к вам за советом, как к самой мудрой женщине в этом городе глупцов и карьеристов.

– И самой очаровательной… – ввернул Валерий Александрович и осторожно наполнил третий хрустальный фужер аристократическим алкоголем, предупредительно поставленный на стол Ловнеровской.

– Видишь ли, Саша, в твоем положении тебе необходимо лишь одна вещь – состоятельные спонсоры. У тебя хороший голос, приятная внешность, приемлемая манера исполнения на сцене. Тебе не хватает одного – средств.

– Ну где же мне их взять? – с дрожью в голосе воскликнул Чингизов.

– Зарежь кого-нибудь, – пошутил Москалев и тут же об этом пожалел.

– Фи, Валера… Вместо того чтобы посочувствовать товарищу по цеху, ты позволяешь себе недопустимые ремарки.

– Извините, Ирина Львовна, сболтнул, не подумав. А по поводу Сашиной карьеры: ему необходимо просто выгодно жениться.

– А что… – поддержала конферансье Ловнеровская. – Это мысль… С его мужественной внешностью, волевым подбородком, кавказским темпераментом…

– Да мы это организуем в пять минут! – завелся Москалев. – Обещаю! А для начала я пристрою его в нашу концертную программу «Парад веселых мужчин».

– Если вы опять не шутите – большое спасибо, – спокойно поблагодарил случайного благодетеля певец. – Когда и где мне надо быть?

– Завтра в четырнадцать часов возле служебного входа в Театр эстрады.

– Ну, вот и славно, – сказала Ирина Львовна, пряча последнюю бутылку в собственный холодильник. – Все, мальчики, погуляли – пора и честь знать. Завтра мне предстоит серьезная встреча – иду наниматься на работу.

– Если не секрет – на какую? – с удивлением в голосе спросил Москалев.