Фестрал (СИ)

— Зачем? — его голос немного дрожит, но он все еще старается держать маску героя. — Зачем бы я стал это делать?

Святой идиот. Неужели он до сих пор надеется меня обмануть?

— Догони. И признайся. Или это сделаю я.

Его рука мечется к некрасивому шраму, и он, пялясь в землю, начинает его ожесточенно тереть. И этот идиот — наш герой?

— Кому я должен признаться? И в чем?

О, Мерлин, нет. Он все еще косит под дурачка. Как Грейнджер его до сих пор не убила?

— Так и быть. Если предпочитаешь тупить… Задай мне вопрос, — я сама поражаюсь своей доброте.

— К-какой? — мямлит он, и первый раз в жизни я вижу, как Поттер краснеет: и щеки, и шея, и уши.

— Тот, о котором вы болтали с фестралом, — я смотрю на него с ехидной издевкой и тоже загадываю. Если сольется сейчас — ничего не скажу. А Драко переживет. Забудет со временем.

Но, видимо, не зря этот кретин стал героем. Вскинув голову вверх, он какое-то время упрямо глядит на меня сквозь свои дурацкие стекла, а потом, решившись, отлепляется от фестрала и делает шаг вперед:

— Да или нет? Паркинсон? Да или нет? — бросает он мне с гордым вызовом, и я впервые понимаю, за что Драко так его… Дальше думать не хочется. Слишком больно. И я просто пожимаю плечом:

— Да, — я усмехаюсь. — Точно да. И очень давно.

Он замирает. Застывает в нелепой позе с недонесенной до гривы рукой.

— Ты уверена? Или опять издеваешься? — в его глазах такая смесь боли, надежды и страха ошибки, что я задираю голову вверх, чтобы больше не видеть его, и молча киваю верхушкам деревьев.

— Беги, догоняй. Ты все равно ничего не теряешь. Не признаешься ты, скажу я, — я ухмыляюсь и снова с издевкой смотрю на него. — Распишу во всех красках, как ты тут обжимался с фестралом и умолял его о…

Поттер растворяется в листве просто мгновенно. А я усмехаюсь, обнимая покинутого Морфеуса за шею. Вот я и вернула себе хоть что-то свое.

Скормив ему на прощание еще два куска, я медленно бреду по направлению к замку. Меня тошнит от собственной доброты. Кажется, пора переводиться на Гриффиндор и повязывать на шею красную тряпку.

***

Уже почти ночь. В нашей зеленой гостиной так тихо, что слышно, как поленья трещат в камине. Из наших не спим только я и Блейз. Блейз читает в углу, а я молча смотрю на огонь.

— Панси.

Открывается дверь. Бледный рыцарь и Пивз что-то кричат Драко вслед, но видно, что ему на всё наплевать. И на всех. Первый раз в жизни я вижу его вот такого. Драко шатается, словно пьяный, а его одежда в таком беспорядке, что на нее стыдно смотреть: галстук уполз куда-то подмышку, ворот разъехался, обнажая ключицы и бледную шею, а мантия застегнута набок.

А еще он улыбается во весь рот. Я не видела его улыбки несколько лет. Но сейчас он улыбается так, словно выпил феликс фелицис. Хотя, видимо, феликс фелицис ему больше не нужен. У него теперь свой. В нелепых очках.

— Панси! — он подлетает ко мне, подхватывает на руки словно пушинку и кружит по комнате в одному ему слышимом танце, с силой прижимая к себе.

И я звериным чутьем понимаю, что на его губах еще горят поцелуи. А на теле — прикосновения чужих сильных рук.

— Ты лучшая, — впервые в жизни он глядит на меня и улыбается мне. — Ты же знаешь, что ты самая лучшая?! Я обожаю тебя!

Он, и правда, как пьяный. Шатаясь, он спотыкается в танце, роняет меня на диван и, смеясь, падает сверху. Растягивая губы в глупейшей улыбке, он ерзает, возит рукой себе по лицу, смахивая со лба прилипшую челку и, наконец, запрокинув голову вверх, валится с дивана вниз на ковер.

Раскинув руки как крылья, он лежит на полу и глядит в потолок.

Малфой. Лежит. На полу. Ущипни меня, Блейз.

— Поттер? — мне просто надо хоть что-то сказать, хотя и без слов все понятно.

Он смеется тихо, но так необычно, что я начинаю бояться, что от счастья он спятит с ума.

— Гарри.

За семь лет их вражды я слышу от него это имя впервые. И пробую усмехнуться. Надеюсь, что моя ухмылка вышла не слишком кривой.

— Значит, всё получилось?

Он улыбается как идиот, раскинувшись звездой на ковре, устремив глаза на перекрытия и высокие своды.

— Панс, я люблю тебя!

Мое сердце отчего-то сжимают тиски. Может быть, оттого, что он опять говорит не со мной.

Не церемонясь, я пихаю его разомлевшее от любовной неги тело ногой:

— Вставай, недоумок!

— Вставать? Нам пора?

Я завожу глаза вверх. Кстати, этому жесту научил меня именно он.

— С пола вставай! Если увидят? Что ты собираешься им объяснять? — мне смешно и неловко, что он вот такой.

Но Драко только рассеянно улыбается потолку, летучим мышам и тусклому свету камина.

— Спасибо, что заботишься обо мне, — он еще какое-то время таращится в потолок, а потом, резко вскочив, наклоняется и внезапно и смачно чмокает меня в щеку. Первый раз в жизни.

Я вздрагиваю — скулу еще холодит его поцелуем — и растерянно гляжу на него. Но глаза у него нездешние, шалые, и я понимаю: он целует опять не меня.

— Вали давай. Завтра рано вставать, — делая вид, что сержусь, я пихаю его в спину в сторону спальни, и он, послушный до неприличия, снова раскинув в стороны руки, задевая пальцами стены, идет, словно парит.