Фестрал (СИ)

— Да, Драко. Именно так. Забыть навсегда, без возврата.

Голос у крестного резкий, почти без эмоций. Сейчас он предлагает мне стать таким же, как он. Независимым, сильным. Без этой тупой, невыносимой любви, которая меня превращает в желе.

Рыжая хватает его за плечо, тянет к себе, и я прикрываю глаза, чтобы не видеть. Неужели я смогу забыть навсегда эту боль, эту невыносимую ревность? Навсегда вырвать его из груди? А заодно из души и из сердца.

Поттер, не удержавшись под напором грязнокровки и рыжего, валится на спину с камня, и, раскинув руки, лежит на земле, глядя в туманное небо. Мои губы сами собой чуть разъезжаются в стороны. Люблю, когда он такой. Счастливый, как в детстве. Рыжий протягивает ему руку, пытаясь поднять, но Поттер делает коварный замах, и рыжий неуклюже валится рядом. Потому что дебил. Надо было подходить к Поттеру сзади. Я бы на его месте… Я резко обрываю себя. Я никогда на этом месте не буду. Поттер хохочет, подминая того под себя, рыжий возмущенно вопит. Они возятся на земле, как два веселых щенка, а я смотрю на него, не могу наглядеться. Он лохматый и грязный. Почему мне так нравится смотреть на него?

— Драко?

Я вздрагиваю. Я совсем забыл, что я стою не один.

Поттер уже поднялся и бестолково машет руками, видимо накладывая на себя и на рыжего Очищающее. Я не могу перестать на него смотреть. Неужели это случится, и уже завтра я забуду его? Он просто станет для меня еле знакомым, совсем чужим парнем, одним из. Не задевающим в груди ничего.

Крестный хмыкает, привлекая внимание.

— А ты сам? — я пытаюсь перейти в наступление, стараясь не замечать, что мой голос немного осип. Наверное, из окна действительно дует. — Ты сам его выпил?

Я-то знаю, зачем он искал рецепт десять лет. И почему он его все же нашел.

Северус, который до сих пор рассматривал меня так пристально, как ингредиент для нужного зелья, внезапно отводит взгляд. И молчит. Я удивляюсь.

— То есть, нет? — я изумленно, почти испуганно смотрю на него, а он смотрит в окно.

— Все не так просто, Драко.

Я тоже перевожу взгляд на лужайку, где рыжая виснет на шее у Поттера, присасываясь губами к щеке, и внутри меня все корчится, как от медленной пытки. Куда уже проще-то? Я хочу это зелье прямо сейчас.

— Давай.

Я резко выбрасываю руку вперед, почему-то уверенный, что зелье у него непременно будет с собой. Я угадал.

Не глядя на меня, Северус кладет мне в руку мелкий пузатый флакон. Зелень стекла, тонкие золотистые руны каймой, а внутри плещется темная жижа.

Мой взгляд мечется с флакона в окно. Рыжая находит его губы своими. Кажется, он ей отвечает. Ненавижу ее. И его.

— Сильно горькое?

Я дергаю крышку, пытаясь принюхаться на расстоянии. Общению с зельями я приучен с глубокого детства.

— Вам есть разница? Драко?

Он сурово глядит на меня, и я пожимаю плечами. Он снова прав — когда так болит, то разницы давно нет.

— Ты его уже… кому-то давал? — флакон удобно лежит на ладони. Тяжелый.

Я знаю, что крестному могу доверить и душу, и тело, он никогда не обманет. Просто зачем-то оттягиваю этот момент. Когда в моей жизни больше не станет Его.

Крестный хмурится на мой вопрос, но все же кивает и нехотя роняет слова:

— Домовиха Винки. Барти Крауч. Ты должен был видеть.

В горле сжимается. Я молча киваю. Вечно пьяная домовиха, продержавшаяся целую неделю без привычной бутылки в руках, поразила даже меня. Значит, чертово зелье и правда работает.

Я смотрю на Поттера, потом на вцепившуюся в его плечи большую пиявку, и осторожно подношу руку к губам. Ну что ж, Поттер. Я пью за любовь. За мою любовь, которой больше не будет.

Прохлада стекла касается моих губ, рука невольно замирает на полдороге. Я любил его почти всю мою жизнь. Больше жизни. Неужели сейчас все закончится?

Флакон ерзает у моего рта, словно живой, донося до носа аромат ландыша и уличной пыли. Мне остается глотнуть. Всего лишь глотнуть, чтобы потом спокойно жить и дышать. Без него.

Пальцы дрожат и сжимают стекло все сильнее. Я… сейчас… Сделаю. Я смогу, я забуду.

Крестный напряженно молчит, и я чувствую внезапный прилив раздражения. Почему он молчит? Почему стоит чертовым истуканом? Он обязан мне помешать!

— Почему ты позволяешь мне это сделать? — ору я так, что, наверное, меня слышно даже в подвале у Филча.

Моя внезапная вспышка неожиданна как для него, так и для меня самого. Но я уже во власти аффекта. Швыряю в сторону проклятый флакон, не беспокоясь о содержимом, растекающемся по полу вязкой лужей.

— Как ты мог? Почему ты так со мной поступаешь? — впервые за все это время я по-настоящему ору на него, чувствуя, как копятся слезы в углах глаз: — Почему. Ты. Мне. Это. Позволил?

Я так зол, что почти готов ударить его. Первый раз в жизни.

— Драко, я вас прошу. Успокойтесь.

Снова это ненавистное школьное “вы”. Я ненавижу, когда он делает это!

Сжимая кулаки, я шагаю к нему, не понимая, что хочу сделать. Ненавижу его. И себя. Я всех, всех ненавижу!