— Ох, По-о-отти, — он растерзанный, грязный, лохматый и с покрасневшим лицом, мантия в каких-то иголках и листьях. Но при этом он все так же манерно тянет слова, доводя меня до трясучки. — А как же наша любо-о-овь? Неужели ты переду-умал?
Нет, эта скотина сегодня точно нарвется.
— Да пошел ты.
Я впечатываю кулак в землю рядом с его ненавистным лицом — не могу его бить, хоть ты тресни, — и тут же вскакиваю, словно мне противно прикасаться к нему, — пусть думает так. Он тут же поднимается следом.
От драки он раскраснелся, как маггл, сверкает глазами, сдувает со лба лохматую челку. Сейчас он еще лохмаче, чем я. Но почему-то в отличие от меня, даже в этом он безумно красивый. Красивый всегда. Такой, что смотреть невозможно. Я не смотрю. Отвожу глаза, как от солнца, пытаясь собрать мысли в кучу. Как получается, что я каждый раз забываю, из-за чего мы дрались? От каждой драки в памяти остаются только наши касания, которых мне всегда не хватает.
Я делаю шаг, собираясь уйти. И тут же вспоминаю про Паркинсон. Как же я ее ненавижу!
Но и уйти я уже не могу. Сколько угодно я могу ненавидеть ее, но она ему все равно все расскажет. Чем не повод для жестоких слизеринских насмешек до конца моих дней?
Я не могу им дать в руки такое оружие. Лучше я убью себя сам.
Поворачиваюсь к нему, он стоит у дерева, загнанно дышит, резко зачесывая назад свои белые космы, и сверлит меня ненавидящими злыми глазами.
— Я не передумал, Малфой, — говорю ему я, стараюсь сделать свой голос спокойным. Сейчас я национальный герой, я на приеме у Кингсли. Мантра, которая мне всегда помогает. Мои плечи сами собой распрямляются, а на губах возникает усмешка. Я тоже умею быть слизеринцем. В его глазах я вижу растерянность, отчего еще высокомернее гляжу на него, роняя слова, как бриллианты: — Просто ты все перепутал. Не наша любовь, а моя. Твоей любви нет, и не могло даже быть. Потому что такие как ты любить не умеют.
В его глазах непонимание сменяет растерянность, едва ли не страх. Сейчас он больше всего похож на провинившегося первогодку. Вот теперь я могу уходить. Разворачиваюсь на каблуках.
— Поттер.
Сильная рука дергает меня за плечо, останавливая, заставляя на него обернуться.
— Что еще?
Я холодно смотрю на него, но он прячет взгляд.
— Поттер, — он хмурится, кусает губы, не смотрит в лицо. Сердце снова сжимается. Ну почему он настолько красивый? Так моей брони надолго не хватит. — Зачем ты это затеял? Скажи. Проспорил Уизли желание?
Он вскидывает глаза. Серые. Полные странной надежды и боли. И всё. Больше я не могу. Всю мою холодность резко сдувает ветрами. Я люблю его. Господи, как же сильно люблю. Что-то пытаюсь сказать, но голоса нет. Я тону. Я реально тону. Я не могу от него оторваться. Снова хочу дотронуться до него. Впиться руками в острые плечи и потянуть на себя. Что ты со мной сделал, Малфой?
Я сглатываю и отступаю назад. Шаг. Еще шаг.
— Никому не проспорил, — мой голос почти не дрожит. — Я люблю тебя. Паркинсон об этом узнала. Не спрашивай как. Велела признаться или сама тебе скажет об этом, — я смотрю на него, уже не таясь. Неужели я, и правда, признаю это вслух? — Ну и вот… Говорю. Малфой, я люблю тебя. Всё? Вы довольны?
Я хмурюсь и дергаюсь, чтобы уйти, но оказывается, он все еще цепко держит меня за рукав.
— Я не верю тебе.
Хочу разозлиться. Раздраженно смотрю на него. Глаза в землю. И губы дрожат. Лицо прячет светлая челка. Что происходит?
— Мне не надо, чтобы ты мне поверил. Я признался. Дальше ваши проблемы, — я деланно усмехаюсь, хотя усмехаться мне совершенно не хочется. Мне кажется, или дрожь из его горячей ладони переходит в меня, заставляя все тело дрожать? Меня реально трясет.
Он снова поднимает глаза и смотрит в лицо, закусывая губу, словно решает запутанную задачу. Я уже не пытаюсь уйти, потому что его рука по-прежнему жмет мой локоть. Просто стою и жду своего приговора. Да засмейся ты уже, наконец. Ты же гребаный слизеринец.
— Ты… — он уже опять не глядит на меня, смотрит в землю. — Поттер, ты это… Серьезно?
Нет, мантикора тебя задери, я по четвергам всегда развлекаюсь именно так.
— Пусти. Я пойду.
Пытаюсь вырваться, но он не пускает, с отчаянной силой дергая на себя. Меня кидает к нему. И вот он опять близко-близко. И его губы у самой щеки. Вот только на этот раз мы уже не деремся. Просто стоим, замерев. И от того, что я вижу его золотые ресницы, сердце колотится как ненормальное.
— М-Малфой… Отпусти.
Что я несу? Он меня даже не держит. Руками. Но как обычно держит собой.
— Поттер, заткнись.
И он целует меня. Просто берет и целует, осторожно прижимаясь губами к губам. Мир замирает. Пропадает все кроме чувств. Только губы. Его чертовы губы. И я какое-то время от него дышать не могу, потому что просто не верю. Мне это снится.
— Ну как? Все еще любишь?
Его рука на моем затылке невесомо дрожит. И дыхание бьется как птица. Он с каким-то обреченным отчаянием глядит на меня, словно теперь я должен заорать и сбежать.
Нашел, чем пугать. Не дождется.
— Больше жизни.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное