После тех сумасшедших поцелуев на улице они фактически и не притрагивались друг к другу больше, чем ладонями или плечами, и что это было, понять – из разряда невозможного. А может, и не стоит. По мотивам их взглядов, диалогов, жестов и нутровых чувств получилась эта картина. Роман? Отнюдь, они даже не гуляли под вечно-зелеными елями, не мечтали о свидании под весенним расцветом первых древесных цветов, не ели мороженого. Им и в голову не приходило говорить о завтрашнем дне, не то, что о будущем, они не задавали вопросов об отношениях, разве что глядели друг на друга взглядами хозяев.
Да и то, это подвешенное состояние постоянной возможности исчезновения Белой – Черный составил себе план, что если это произойдет, он насильно внедрит себе мысль, что эта девушка была сном или глюком. Где-то во дворах сегодня уже пели птицы, а тонкие ветви-когти покрылись бусинами почек, и почему-то брюнету кажется, что оно не за горами – как распахнет он глаза одновременно с солнцем, так точно, наверно, Белая пропадет.
Сейчас он, слишком реальный, пустил-таки маленький язычок на мятую исписанную бумагу, который моментально начал распространяться по всей кучке. Черный вдруг вспомнил, что ему нравится запах гари и оранжевый цвет.
Вздохнув, Белая поднялась на ноги, так и не отрывая взгляда от маленького танцующего пламени, и по её невспыхнувшим глазам можно было понять, что жжется у девушки сердце.
Обойдя своего спутника, Белая запрыгнула ногами на железную лесенку горки и прислонилась лбом к перекладине, приподняв голову вверх.
– Эй, Черный, – заставила она младшего взглянуть на него, а сама все смотрела на редкие точки звезд (небо сегодня открыто и черно), – хочешь, расскажу секрет? Люди устроены так, что слепая вера им нужнее жестокой правды. Я это к тому, – она вздохнула, прикрыв на секунду глаза, – что прекрасно знаю, чем это могло закончиться – мы бы вместе спали, провожали вечера, смеялись над грустным. Дошли бы до точки уничтожения друг друга и рвано разбежались в углы нормальной жизни – завели семьи. Но я верю глупой верой идиотки, что каждый наш поцелуй – прекрасный, всё происходит правильно и так, как должно было быть. Понимаешь?
Он не видит, как Черный улыбается теплее свернувшихся в пепел листов за спиной и, подойдя к лестнице, забирается рядом. Белая оборачивается на него через плечо с вопросом в глазах, будто не уверенная, что её услышали, а Черный говорит:
– Подумай только, какая забавная со стороны картина – у остатков самодельного костра стоят два полных идиота.
Иногда Черный жалеет, что Белая совершенно отказалась от банальных и обыденных вещей, потому что телефонный звонок сейчас был очень кстати – идет закладка цемента, когда можно оставить свой след, пусть даже не такой грандиозный, вроде Аллеи Славы или городского памятника.
Почему-то сегодня в животе волны волнуются сильнее обычного, а нервы сдают на первом же перерыве, когда из рук вываливается буквально всё – инструменты, пустая пачка, никчемный мобильный. Черный зачем-то сам пишет на еще вязкой консистенции короткое «Б», пока никто не видит, и опустошенно-тоскливо смотрит на место бетонного выступа, с которого началась первая встреча, который на днях снесли.
Вид нахально-сидящей вразвалку Белой с ухмыляющимся взглядом дорого стоит, а Черный совсем не из богатых. Ему очень хочется сбежать, и весь день парень скрипит зубами из-за надобности задержаться подольше и закончить норму работы на сегодня. Под конец юноше сообщают, что его переводят на новую местность с более крупным заказом, а место уволившегося коллеги скоро займет новый парень – почти его ровесник, по словам начальника – веселье в человеческом виде.
Откланявшись, распрощавшись и стряхнув со второго уха всю информацию, Черный, не помня ничего, крупными шагами идет к своему дому – что-то ему подсказывало, что Белая точно окажется там: хочет еще одну партию в нарды или ждет сказать, что у Чанеля очень вкусный чай,
Брюнет не замечает, как по дороге шепчет беспрерывно «пожалуйста» и закрывается от сосущего ощущения начала конца в груди. Он оказывается прав, но ровно на половину – Белая ждет его на крыльце, но не одна, а в компании небольшого чемодана. Подперев рукой подбородок, она сидела на тротуаре и наблюдала, как Черный, сбавив темп, медленно подходил к нему на постепенно немеющих ногах.
– Скажи, что ты достигла верха наглости и переезжаешь ко мне, а не уезжаешь. – Лепечет Черный заплетающимся языком сквозь сбитое дыхание. Он не знает, куда деть руки, потому что пальцы неприятно подергивает, а в ушах стучит кровь.
На шее Белой синий шарф крупной вязки поверх воротника серого пальто. Вместо ответа девушка поднимается и протягивает юноше отданные ему черные очки, тихо сказав, что теперь он точно не потеряется в яркости цветов и «теперь меня ничто не ослепит»; она обещает. Черному кажется, что он сейчас сломает в ладони один из заушников.