Февраль (СИ)

Надо вспомнить глаза Габриэллы, полные слёз, и её по-детски добрые и искренние просьбы оставить её любимого в покое.

Но, помилуйте, что же я могу сделать, если он не любит её?! Будто читая мои мысли, Гранье сказал:

– Я разорвал помолвку. Я сказал ей, что хотел жениться на ней только ради денег, но вовремя осознал свою ошибку и понял, что не смогу быть таким подлецом. Я всё ей рассказал, Жозефина.

– Господи, зачем? – Простонала я. Теперь она, должно быть, затаила на меня смертельную обиду. Боже мой, он же сердце ей разбил! Ах, Габриель, что же теперь делать?

– Зачем? И ты ещё спрашиваешь? Потому что я не люблю её, Жозефина! Я люблю тебя, и кроме тебя мне никто не нужен! Я на всё готов ради тебя. Хочешь, я увезу тебя отсюда? Давай сбежим, пока наша полиция не арестовала тебя по подозрению в убийстве! Они ведь в первую очередь подумают на тебя!

Уже не подумают, Фальконе-то мертва. Но Габриель пока об этом не знал. Да и сбегать никуда в любом случае не стоило, де Бриньон меня всё равно отыщет, из под земли достанет, это факт.

– Габриель, пожалуйста, не горячись, – попросила я, и, поймав его руку, отвела её от своего лица. – Я… я не думаю, что ты должен был так поступать с Габриэллой! Она же совсем юная, ты можешь себе представить, как тяжело ей было принять твоё пугающее непостоянство? Утром ты хочешь её, вечером – уже не хочешь! Да так же нельзя, чёрт возьми, тебе двадцать восемь лет, а не семнадцать!

– Знаю, – покаянно произнёс он. – Знаю, что нельзя! Но что ты предлагаешь? Я не люблю её, когда ты это, наконец, поймёшь? Я смотрю на неё, и представляю тебя. Думаешь, это мелочи? Лучше было бы жениться на ней и сделать её несчастной?

Нет.

Определёно, нет.

Такие ошибки лучше и вовсе не совершать, нежели потом пытаться их исправить. А несчастливый брак – это ужасно, уж поверьте моему семилетнему опыту.

– Пожалуйста, Жозефина, не прогоняй меня, – взмолился Габриель. Его голос звучал так проникновенно, а глаза были полны такой невыразимой тоски, что я едва ли не сдалась. – Не прогоняй меня, ну только не опять! Я же вижу, что небезразличен тебе! Жозефина, я прошу тебя, дай мне шанс! Всего один шанс, вот увидишь, я докажу тебе, что я совсем не такой, как твой муж… Я сделаю тебя счастливой, если только ты этого захочешь!

Так близко к полнейшему провалу я не была ещё никогда. Ещё секунда, и я сказала бы, что люблю его, и, вероятно, тоже потом проклинала бы себя за слабость до конца своих дней.

А может, и нет. Вдруг он правда сделал бы меня счастливой?

Ведь мог бы. Наверное.

Но поддаться его чарам мне было не суждено, как и в предыдущем случае, вмешалась рука судьбы. Правда, на этот раз в дверь не стучали – она открылась сама, рывком, едва ли не слетев с петель. И Эрнест де Бриньон быстрыми шагами, по-хозяйски, вошёл в мою комнату – так, будто имел на это полное право.

V

– Какого чёрта?! – Вне себя от возмущения, собралась, было, воскликнуть я. Но не рассчитала сил, и, опять же, томно выдохнула. Гранье резко развернулся на сто восемьдесят градусов, нервно провёл рукой по волосам, и сказал:

– Правила приличия, похоже, не распространяются на полицейских!

– И в особенности на французов, – не остался в долгу де Бриньон. – Что вы здесь делаете в такое время?

– Это совершенно не твоё дело, – сквозь зубы произнесла я. Габриель повернулся теперь уже ко мне, сказочно удивлённый тем, что я на «ты» с комиссаром парижской полиции. – Убирайтесь вон из моего номера, оба!

Сказать, что я была в ярости, не сказать ничего.

– Вы слышали, Гранье? – Лениво полюбопытствовал де Бриньон.

– Я сказала – оба! – Воскликнула я, повысив голос. Нервы мои были на пределе.

– О-о, нет, я, всё же, останусь! – Нахально сказал де Бриньон. – Мы с вами не договорили, мадам Жозефина. А вот вам, Гранье, действительно, лучше уйти. Сразу двое мужчин в спальне одной женщины – это слишком даже для мадам Лавиолетт!

Ах он мерзавец! Ещё острить смел!

– Проваливай к чёртовой матери вместе с ним, де Бриньон, мне не о чем с тобой разговаривать! – Сквозь зубы процедила я, но его мой настрой, конечно же, не впечатлил.

– Гранье, силой прикажете вас уводить? – Как ни в чём не бывало, поинтересовался он. А Габриель вдруг вскинул голову, и посмотрел на де Бриньона с такой ненавистью, что я невольно испугалась. Габриель всегда представлялся мне таким спокойным и сдержанным, а, выходит, и он тоже умел ненавидеть?

Постойте-ка, а чему я удивляюсь? Я и сама ненавидела де Бриньона куда больше, чем кто бы то ни было!

– По-моему, – тихо, но с вызовом, произнёс Габриель, – вы превышаете свои полномочия, комиссар!

– По-моему, – ответил де Бриньон равнодушно, – вашего мнения никто не спрашивал, Гранье! Вы, что же, забыли, что являетесь главным подозреваемым? После мадам Лавиолетт, разумеется.

– Господи боже, – простонала я. По-моему, Габриелю крупно не повезло. Теперь к нему будут придираться как минимум потому, что он посмел встать на мою защиту. Не нужно было ему вообще со мной связываться, от меня же одни неприятности!

Ох, боже, что же делать?

Нервно облизнув губы, я посмотрела на Габриеля с мольбой, и попросила: