— Вот что, Ваня, — решительно сказал Дмитрий, — я это при Леле не хочу рассказывать, чтобы не волновать ее попусту. Но я сегодняшний день тоже не впустую провел. Мне стало интересно, а с каким количеством молодых людей в своей жизни занимался талантливый педагог Гоголин, готовя их к будущим свершениям во имя науки. И еще больше меня интересовало, сколько юношей он, так сказать, тренирует сейчас.
— И?
— И я подкатился к секретарше, которая в его лицее сидит. Ты не знаешь, ты тогда у нас в отделе еще не работал, но раньше у меня лучше всего получался именно неофициальный допрос свидетельниц.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Иван, бросив взгляд на высокую ладную фигуру Воронова и открытое мужественное лицо, которое чуть портили лишь глубокие морщины на лбу.
— В общем, вот что я тебе скажу, друг ты мой ситный. Я прикинулся папашей, который крайне озабочен светлым будущим для сына. И всячески уговаривал любезную даму, подсластив ее жизнь припасенными заранее конфетами и ананасом, открыть мне секретный путь к душе дражайшего Александра Васильевича, чтобы тот взял моего мальчика на воспитание. Мол, ЕГЭ в прошлом году сдали, баллов для поступления не хватило. Что дальше делать, не знаем. От армии пока бегаем, но в институт все равно хотим.
Так вот, выяснилось, что это абсолютно невозможно, что драгоценные алмазы, из которых он готов огранить великолепный бриллиант, наш Александр Васильевич изыскивает исключительно лично и собственноручно и на уговоры родителей никогда не ведется. Да и вообще, работа в лицее занимает у него столько сил и времени, что на частные уроки практически не остается. И история знает лишь четыре примера, когда он занимался со старшеклассниками в частном порядке и вообще соглашался их готовить в вуз.
— Четыре?
— Да. Три, которые мы с тобой знаем. Фамилий секретарша, конечно, не называла, но всех молодых людей описала довольно точно. А с четвертым ребенком он занимается сейчас. Это Максим Молодцов, сын нашей Лельки. И это мне уже категорически не нравится.
Бунин длинно присвистнул:
— Ничего себе. Правильно ты сделал, что вывел меня на мороз. Лельке это знать совершенно не обязательно.
— Вот именно. Но кроме трех жертв и Максима в последние пять лет у Гоголина не было других учеников.
В полном молчании они вернулись в комнату, чтобы их курительная пауза не выглядела слишком затянувшейся. Задумчивая Лелька сидела за столом в полном одиночестве и меланхолично жевала пирожок с мясом.
— Ты чего это одна, где Иринка? — спросил немного неестественным голосом Дмитрий.
— Маленького пошла укладывать, — ответила Лелька.
— Пойду поцелую ребенка на ночь, — сказал Иван, — вы не скучайте, ребята. Я быстро.
— Митя, я вот знаешь, что думаю, — проговорила Лелька, — мне эта мысль вот просто покоя не дает. Все знают, что в доме Гоголина живет приемный сын, юноша. И почему-то совершенно никто не озабочивается тем, что ему может грозить опасность.
— Ты думаешь, что его тоже могут убить? — спросил Дмитрий. — Мне кажется, вряд ли. Иначе это бы уже давно случилось.
— Убить не убить. — В голосе Лельки звучала непривычная для нее задумчивость. — Митя, он живет в противоестественных условиях, и опасность в этом доме ему грозит абсолютно точно. Если не для жизни, то для психики. Почему никто ничего не предпринимает?
— Я поговорю с Иваном, — пообещал Дмитрий. Но когда Бунины вернулись за стол, больше они к вопросу о Гоголине и совершенных преступлениях не возвращались. Возмущенная Ирина сказала, что по горло сыта всякими ужасными подробностями и хочет провести спокойный вечер в культурных и веселых разговорах со своими друзьями. Против такого желания трудно было возразить, а потому возражать никто и не стал.
Глава 15
Методика эффективного воспитания
Нет уродливых собак — есть только нелюбимые.
Хрусткий февральский наст звонко скрипел под ногами. Лелька с Дмитрием вдвоем выгуливали в парке Цезаря. Максим был простужен, а потому, к величайшему своему сожалению, уже несколько дней был лишен удовольствия таких прогулок.
Дмитрий приходил теперь гулять с собакой каждый вечер, кроме тех, когда был на дежурстве. Как-то само собой, незаметно, он перестал брать с Лельки деньги за тренировки, а она и не предлагала, боясь оскорбить его и убить то робкое, непонятное, но удивительно светлое чувство, которое между ними зарождалось.
Впрочем, Цезарь больше и не нуждался ни в каких тренировках. Любые команды он понимал с полуслова и реагировал именно так, как и положено реагировать породистой, умной и отлично выдрессированной собаке.
Единственное, что удивляло Лельку, это его всеобъемлющая любовь к окружающим. В этом псе не было ни капли агрессии. Он радостно махал хвостом всем, кто встречался им по дороге. Приходящим в дом посторонним он по-прежнему вставал лапами на плечи и жарко облизывал лицо. Он всех любил и всех считал хорошими людьми и добрыми друзьями. Удивительно ласковая это была собака.