Февральская сирень

— Я больше не хочу тебя видеть, — тихо, но отчетливо сказала она. — Ты, пожалуйста, больше не приходи. Никогда.

Хлопнула дверца, и Бунин обернулся с водительского сиденья, чтобы поймать ее взгляд. В Лелькиных глазах стояли слезы.

— Поехали, Ванечка, — попросила она.

— Ты уверена, что права? — спросил он.

— Уверена.

— Ты хочешь его наказать за то, что Максим чуть не погиб? Или ты поверила, что Максима спасла собака, а не Димка?

— А может, я себя хочу наказать? — горько возразила Лелька. — Ты не знаешь, Вань, но, когда Макс позвонил, — она вцепилась сыну в рукав, чтобы еще раз удостовериться, что он рядом, — мы в постели лежали. Ну, то есть из постели мы уже, конечно, вылезли, но сути это не меняет. Мне было хорошо, Вань. — Она горько заплакала, некрасиво всхлипывая и руками размазывая слезы по щекам. — Мне было хорошо, я себя чувствовала абсолютно счастливой, а в это время мой сын шел на встречу с убийцей, а я ничего не чувствовала! Вот что страшно.

— Я большей глупости в жизни не слышал, — сердито сказал Бунин и, отвернувшись, тронул машину с места. — Все, что могло случиться, случилось. Больше никому ничего не угрожает. Димка победил всех своих химер, и впереди у вас нет ничего, кроме счастья. Тем более что ты говоришь, — он покосился на нее в зеркале заднего вида, — что тебе было хорошо. Ну так жили бы и радовались!

— Не такой ценой, Вань, — устало возразила она. — Не такой ценой.

— Да разбирайтесь вы сами! — зло отрезал он и больше до самого Лелькиного дома не проронил ни слова.

Уже вечером полностью успокоившийся и даже немножко гордый своим приключением, Максим пришел на кухню, где сидела Лелька, совершенно бездумно глядя на ветки сирени.

— Мам, — робко начал он.

— Что, сыночек?

— Мама, Митя хороший. Ты зря его прогнала.

— Макс, мы сами разберемся. Это совершенно не твое дело.

— Это мое дело. — В голосе сына вдруг послышалась мужская твердость. — Я к нему привык. И он тебя любит. И ты его любишь, я же вижу. И ты совершенно зря его сегодня обидела. То есть понятно, что у тебя стресс и все такое. Но завтра ты должна его найти и извиниться.

— За что мне извиняться?! — сорвалась на крик Лелька. — Ты понимаешь, что из-за его желания поймать убийцу он чуть было тебя не погубил?!

— Не погубил же. — Максим приобнял ее. — Мама, я сам виноват. Я должен был позвонить, что еду к Гоголю, а я вспомнил, когда уже из автобуса вышел. Пустырь этот проклятый увидел и вспомнил. Он еще быстро успел… Конечно, Цезарь первым этого козла схватил. — Максима вдруг затрясло от страшных воспоминаний. — Но и Митя быстро появился. И Цезаря спас. Тот хотел его ножом. Нашу собаку. — Он вдруг всхлипнул и теперь уже совсем по-детски заплакал. — Мама, ведь и Цезаря всему Митя научил. Так что ты не права.

— Как это было, сыночек? — спросила Лелька, пытаясь увести его от разговора о Воронове. Она и хотела услышать рассказ сына, и боялась, что не справится с эмоциями.

— Я не понял ничего, если честно, — ответил Максим. — Я тебе позвонил и пошел по тропинке. Идти было скользко, потому что тропинка узкая и обледенелая. Так что я медленно шел и даже раз упал. А потом увидел его, он шел мне навстречу. Я сначала даже внимания не обратил. Идет себе мужик и идет. А он поравнялся со мной, толкнул в эту канаву, прыгнул сверху и веревку на шею накинул. И стал душить. Я еще удивился, что он такой с виду худенький, а руки сильные, я пытался сопротивляться, но у меня не получалось, а потом я сознание потерял. Помню, что куда-то поплыл, как во сне, и в этом сне вдруг Цезаря увидел. Это я сейчас понимаю, что он нас нашел и в канаву прыгнул, а тогда думал, что он мне снится. А потом очнулся, меня Митя обнимает и плачет, а вдруг я руку с ножом увидел, и Митя тоже, потому что он меня на землю положил и как прыгнет. Это он Цезаря спасал, мам.

— Это был Федор? — спросила Лелька. Ответ она и так знала, спросила больше для проформы.

— Какой Федор? — не понял Максим. — Где был?

— Ну, этот… человек, который хотел тебя убить. Это же был Федор Широков? Помнишь, он со своим отцом приходил к Гоголину, когда ты на первом занятии был. Ты еще мне рассказывал.

— Ну что ты, мам, — удивился Максим. — Это был совсем другой человек. Я его раньше никогда не видел.

— Странно, — удивилась и немного встревожилась Лелька. — А ты точно ничего не путаешь?

— Да ничего я не путаю! — обиделся Максим. — Это совершенно незнакомый был парень.

— Ничего не понятно, но хорошо, — сказала Лелька. То, что убийца — не ее сводный брат, принесло мимолетное облегчение, тут же сменившееся глухой тоской.

Намаявшийся Цезарь спал на своей подстилке. Во сне он то и дело куда-то бежал, вздрагивая длинными лапами, шумно вздыхал, иногда поскуливал, иногда рычал.

— Как нам его бог послал? — полуутвердительно-полувопросительно проговорила Лелька. — А я, дура, его еще брать не хотела.

— Митю нам тоже бог послал, — упрямо сказал Максим. С перебинтованной шеей, в пижаме, он выглядел очень трогательно, но говорил по-прежнему как мужчина, серьезный мужчина. Решительно говорил.