— Сыночек, иди спать, пожалуйста, — попросила Лелька. — Ты еще успеешь меня повоспитывать, но сегодня у меня уже совсем ни на что сил нет.
— Тогда и ты иди спать, — рассудительно сказал Максим. — Так-то ты права, утро вечера мудренее.
— Сейчас сигаретку выкурю и пойду, — согласилась Лелька. — И ты ложись. Я зайду к тебе пожелать спокойной ночи. Как когда ты был маленький, помнишь?
— Конечно, помню, — улыбнулся сын. — Много не кури и приходи. Я не усну, буду тебя ждать.
Сигарета, нервно вздрагивающая в тонких, умелых Лелькиных пальцах, кончилась довольно быстро. Стоя у приоткрытого окна, она смотрела вниз на притихший, уснувший в февральской ночи город. С улицы чуть слышно пахло приближающейся весной. Или такое обманчивое ощущение дарила сирень?
Бросив окурок в окно, чего она не делала последние лет двадцать, Лелька захлопнула створку, решительно достала из вазы ветки сирени и запихала их в мусорное ведро, сердито стукнув дверцей шкафчика, за которой оно пряталось. Сирень не цветет в феврале. А значит, в ее жизни сегодня нет и не может быть места сирени.
Глава 22
Все точки над i
Собаки тоже смеются, только они смеются хвостом.
На работу идти не хотелось. Последний раз такое приключилось с ней после известия, что ее несостоявшийся жених-олигарх — преступник. Тогда она, правда, оклемалась довольно быстро, дня за три. Сейчас с того страшного дня, когда чуть не погиб Максим и она велела Дмитрию Воронову больше никогда не приближаться к порогу ее дома, прошла уже неделя, но заставить себя одеться, собраться, завязать ненавистный узел на затылке, накрасить глаза, нацепить шпильки и дежурную улыбку и пойти на работу она так и не смогла.
Несколько дней, пока не зажила рана на шее, с ней дома провел Максим. Но сегодня он пошел на занятия, оставив Лельку одну. Маясь от безделья и даже не сняв пижамы, она слонялась по квартире, не зная, чем себя занять. Впрочем, именно так она ходила уже неделю, периодически натягивая махровый халат, если вдруг начинало знобить, и не выпуская из рук маминого клоуна, надежное средство утешения в трудные минуты.
Резкий звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Она никого не ждала, а громкие и неожиданные звуки сейчас не то чтобы пугали, но ударяли по встревоженным нервам, которые, как расстроенные гитарные струны, издавали противное скрежетание. Цезарь подбежал к двери и вопросительно повернул голову в ее сторону. Шаркая тапочками, как старушка, Лелька побрела следом и посмотрела в глазок.
На пороге стояли любимая подруженция Инна Полянская и майор Бунин собственной персоной. Лелька почувствовала внезапно накатившее разочарование и осознала, что секундой раньше в голове у нее мелькнула шальная мысль, что за дверью окажется Воронов.
Рассердившись на себя за эту глупую, непрошеную мысль, она рванула дверь, впуская гостей.
— Нормально. Мерихлюндию разводим. Упиваемся жалостью к себе, — констатировала Инна, окинув взором неприбранную Лельку.
— Имею право, большая уже девочка, — огрызнулась та. — Тебя не спросила.
— Женись, топись, море рядом. — Инна уже скинула свою щегольскую дубленку и деловито натягивала тапочки. — Это Сундуков говорил.
— Какой Сундуков? — Против желания Лелька улыбнулась, потому что при виде Инны улыбалась почти всегда. Такая у ее подруги была особенность.
— Из фильма «Три плюс два», не помнишь, что ли? Джексон застрелил Сундукова…
— Да ну тебя, — отмахнулась Лелька. — Вань, проходи на кухню, чего стоишь?
— А мы, между прочим, пришли тебе рассказать про маньяка, — затарахтела Инна. — Он во всем признался, так что теперь абсолютно понятно, почему и как он совершал эти преступления. Точнее, пришел Ванька, а я с ним увязалась. Мне ж статью сегодня сдавать. Гончаров ждет, три раза звонил уже, злющий, ужас.
Гончаров был Инкиным редактором, и она его на самом деле ни капельки не боялась. Более того, он был готов целовать следы ее ног хоть на песке, хоть на снегу, потому что именно она обеспечивала львиную долю тиража его издания.
— Вань, мне Максим сказал, что это был не Федор Широков. Ну, тот человек, который его… — Лелька запнулась, — душил. Он ошибся или правда?
— Правда. Федор Широков тут не то чтобы совсем ни при чем, но он не убийца.
И Иван рассказал Лельке и Инне все, что уже знал об убийце, вошедшем в историю их города как митинский маньяк.
Больше всего в жизни Саша Курицын боялся, что его перестанут любить. Когда-то он был долгожданным ребенком в семье двух научных работников. Отец преподавал физику, мать — биологию. У них долго не было детей, и какое-то время мать даже лечилась от бесплодия, но потом бросила. Наука требовала от нее всех сил без остатка, муж на обязательном появлении детей не настаивал, поэтому прилагать особые усилия к тому, чтобы забеременеть, она перестала.