Fidem

Шварцрабэ заложил руки за спину и некоторое время разглядывал «Серого Судью» в такой позиции. Не то с интересом, не то с насмешкой. Но совершенно точно без признаков страха. Вся эта сцена с испугом была фальшивкой, вдруг понял Гримберт. Шварцрабэ ни на йоту не боялся расправы. Даже видя приближающегося с недобрыми намерениями Берхарда, он сознавал, что владеет ситуацией.

– Хотите знать, не выдал бы я вас приору Герарду? Сказать по правде, сам не знаю наверняка. С одной стороны, мне страсть как хочется вытащить на свет божий лангобардского хитреца с его «Керржесом», хотя бы для того, чтоб вновь оказаться в безопасности. С другой… Знаете, у меня сложились не лучшие взаимоотношения со Святым престолом. Именно поэтому я шпионю в своих интересах, а не в интересах Грауштейна. Впрочем, подозрения с вас мне пришлось снять довольно быстро. Если не считать странной тяги к отшельничеству, которой вы предаетесь на вершине Южной башни, никаких странностей в вашем поведении я не обнаружил. Некоторое время я напряженно прослушивал эфир, пытаясь определить, не передаете ли вы каких-нибудь странных радиопередач на всех диапазонах, но и тут ничего не обнаружил. Даже ваш оруженосец оказался чист от подозрений, а ведь я и в его сторону посматривал.

Дьявол. Гримберту захотелось щелкнуть патронниками орудий, чтобы стереть самодовольную ухмылку с лица Шварцрабэ. Все это время сир фон Химмельрейх, которого он считал ветреным пустозвоном, не предавался праздному безделью, как можно было предположить, а выполнял свою работу. Собирал информацию, при этом не вызывая по отношению к себе никаких подозрений.

Ловко. Удивительно ловко.

– А что Томаш и Ягеллон?

– Чисты, – изрек Шварцрабэ со вздохом. – Чисты как мартовский снег. С ними пришлось повозиться, но… Ни один из них не походит на злонамеренного хозяина «Керржеса». Сир Ягеллон если чем и занимается, так это бесконечными упражнениями, от которых у меня у самого кружится голова. А в те минуты, когда все-таки выбирается наружу, посвящает свободное время молитвам. Удивительно скучный тип, у меня делается изжога всякий раз, когда его вижу.

– Но он из…

– Из Брока? – Шварцрабэ ухмыльнулся, довольный тем, что поймал его мысль. И выглядел при этом по-озорному, как мальчишка, схвативший пальцами стрекозу над прудом. – Нет. Всего лишь его прозвище. Он сам родом из Вратислава, мелкого лехитского городка. А Стерхом из Брока сделался только потому, что это куда благозвучнее выглядит. Едва ли он собирается умыкнуть злосчастную пятку из-под монастырского надзора, чтобы вернуть ее на родину.

Гримберт стиснул зубы. Ему самому за все время так и не удалось разговорить гордого лехита, зато Шварцрабэ, судя по всему, сделал это со свойственной ему легкостью.

– Томаш?

– И он чист. Признайтесь, вы ведь подозревали, что он хочет поквитаться со Святым престолом за все те Крестовые походы, в которых он участвовал и которые не принесли ему ничего, кроме увечий? Не стесняйтесь своей мысли, приятель, ведь и я подумал об этом сразу же. Увы, и этот выстрел мимо. Томаш – неотесанный грубиян и не стыдится этого, прекрасный образчик истинного раубриттера. Но он не держит зла против церкви. В Грауштейн он прибыл, чтобы покаяться в своих грехах, для перечня которого, полагаю, в монастыре не хватило бы бумаги. Я выведал это у него, основательно накачав старика пивом.

– А что насчет вас, сир Хуго?

Шварцрабэ широко улыбнулся:

– Меня? А что не так со мной, позвольте спросить?

– Бросьте разыгрывать паяца! – бросил Гримберт. – Приятно знать, что вы освободились от подозрений насчет нас, позвольте и нам сделать тоже самое относительно вас самого! Может, вы и есть хозяин «Керржеса»!

Шварцрабэ протяжно вздохнул.

– Что ж, – пробормотал он. – Вы в своем праве. Между рыцарями подозрения недопустимы. Даже если они вынуждены есть горький раубриттерский хлеб.

– Вы ведь не случайно оказались в Грауштейне, так?

– Я…

– Можете уже оставить версию о том, как трепетно вы изучаете чудеса, явленные христианской верой, сир Хуго, она уже изжила себя. Пора сбросить маскировочные покровы, если вы в самом деле хотите обрести во мне союзника, а не врага.

Шварцрабэ рассеянно положил руку на зубец стены. Но это не походило на ласку. Судя по гримасе, на миг возникшей на его лице, прикосновение к холодному серому камню не рождало в нем приятных ощущений, скорее напротив.

– Пусть будет так, сир Гризео. Ценя ваше расположение, я, пожалуй, могу кое-что рассказать о себе. Кое-что, что не предназначается здешним некрозным обитателям и их безумному хозяину. Вам знаком род Химмельрейхов?

Гримберт покачал головой. Потом, спохватившись, произнес в микрофон:

– Едва ли. Мы с Берхардом не так давно в северных землях. Впрочем, имя мне кажется знакомым, возможно, я встречал кого-то из ваших родственников или…

Шварцрабэ усмехнулся: