Fidem

– Не встречали. На этом свете я единственный значусь обладателем этого имени. Я – последний из Химмельрейхов, живущий на земле. И так уж случилось, что орден Святого Лазаря имеет к этому некоторое отношение. Я не стану утомлять вас долгой историей, сир Гризео. Вам-то, может, здесь вполне комфортно, а вот мне, признаться, отчаянно холодно… Фон Химмельрейхи всегда считались гордецами и себе на уме, такая уж за нами ходила слава. Притом что восемь поколений нашего рода участвовали в войнах, что вел император против мятежников и кельтов здесь, на севере – в Багряном Токовище, в Третьей Свалке, в Восточной Запруднице…

Все эти названия ничего не говорили Гримберту. Ветхая память, изможденная нейрокоммутацией, с трудом сохраняла такие вещи. А может, он никогда их и не слышал. Здесь, вдали от Турина, веками клокотали свои войны, легко пожинавшие сотни тысяч жизней, но совершенно безвестные в прочих частях империи.

– Не замечал на вашей броне сигнумов.

– Их и нет, – отозвался Шварцрабэ. – Это развлечение было популярно среди моих предков, но мне тяга к нему, по счастью, не передалась. Вино и карты – мои главные противники на этом свете. Видите ли, тринадцать лет тому назад между родом фон Химмельрейхов и орденом Святого Лазаря произошли некоторые разногласия. Не стану посвящать вас в их тонкости, довольно будет и того, что мы не достигли понимания относительно восьми квадратных арпанов земли к востоку от монастыря. Мой отец полагал их своей собственностью, упирая на то, что эта земля принадлежала фон Химмельрейхам на протяжении последних двухсот лет и щедро удобрена их кровью. Братья-лазариты полагали иначе. Они, видите ли, считали ее своей. Обычный, в общем-то, спор, нередкий среди баронского племени. На протяжении восьми лет фон Химмельрейхи судились с орденом Святого Лазаря и его здешним приоратом. Мы рассчитывали на победу, и небезосновательно. Претензии ордена могли бы смутить козопаса, но не императорского судью, собиравшегося разрешить нашу тяжбу. Проказа – терпеливая болезнь, сир Гризео. Иного она может обгладывать на протяжении многих лет, отделяя от него плоть, увеча, но сохраняя ему сознание. Дрянная, хитрая болезнь… Убедившись, что в суде шансы на победу невелики, орден Святого Лазаря использовал другие методы, куда как более привычные. Обвинил моего отца и весь наш род в ереси. В том, что мы собирали и втайне использовали еретические технологии. Святоши сработали превосходно. В этом-то они знали толк! Были свидетели – из числа подкупленных недругов. Были доказательства, сфабрикованные необычайно ловко. Были и прочие вещи, полагающиеся в таких случаях. Впрочем, не буду докучать вам деталями… Приговор инквизиции был строг, как во всех подобных случаях. Мой дед отправился на дыбу, отец подвергся нейрокоррекции, превратившись в безвольного сервуса, интеллектом мало отличающимся от осла. Наша земля была конфискована и передана в собственность ордена, наш родовой замок – разрушен.

– А вы?

Шварцрабэ осклабился:

– Я – последний из Химмельрейхов, ходящий по земле. Под косу инквизиторского суда я не попал лишь по счастливой случайности, а вовсе не потому, что Господь в милости своей совершил чудо над бедным Хуго. Дело в том, что всю юность я провел в Венеции, где обучался разным искусствам, по большей части весьма бестолковым, к слову. Но это спасло меня от суда – инквизитор не смог доказать моей вины и вынужден был отпустить. Правда, отпустил он лишь мою бессмертную душу да бренное тело, к которому она крепилась, все прочее подлежало конфискации и взысканию в пользу ордена. У меня не осталось ни земли, ни слуг, ни денег фон Химмельрейхов, я был гол и чист, как только что сотворенный из глины человек. Единственное, что мне удалось уберечь, это мой титул, но, по правде сказать, он занимал совсем немного места в багаже и скверно утолял голод – его благородного звучания хватало, чтобы как следует прополоскать горло, но чтобы вонзить зубы, требовалось что-то более существенное… Использовав пару векселей, спрятанных отцом в надежном месте, да помощь оставшихся ему верными вассалов, я приобрел старый дрянной рыцарский доспех, рассудив, что раубриттерское ремесло если не наделит меня богатством и славой, то, по крайней мере, не даст пропасть с голоду. О, как я был наивен в ту пору!

Сходится, подумал Гримберт, стараясь не попасть под очарование Шварцрабэ, распространявшееся вокруг него подобно ионизирующему излучению. Все и верно сходится. Его доспех «Беспечный Бес», его странные поиски чудес, его нелюбовь к святошам, его язвительность и странный нрав…