– Нет, – спокойно и совершенно серьезно сообщил Шварцрабэ, смерив взглядом «Судью» от тяжелых ступней до верхушки бронированного шлема, нависающего над ним. – Это я узнал от господина инфирмария, монастырского лекаря, помогая ему отыграться после особенно крупного проигрыша. Досадного, но вполне предсказуемого. Славный старик, но скоро ему понадобится тачка, чтобы перемещаться по монастырю – плоть слишком спешит покинуть его старое тело, оставив одни только изувеченные кости… Он и сообщил мне, что приор Герард прибыл в Грауштейн не вполне по своей воле. Да и какой идиот вместо того, чтобы сосать прованские вина, отправится сюда, в край мертвого камня?.. Да, это было решение капитула. И, судя по тому, с какой скоростью оно было претворено в жизнь, а также по некоторым сопровождающим его процедурам, я бы предположил, что речь идет даже не о почетной ссылке, а о заключении. Что, вы не знали? Грауштейн издавна используется орденом Святого Лазаря, чтобы охладить дух некоторых своих не в меру ретивых братьев. Здесь, на краю земли, самой природой созданы превосходные условия для раскаяния и перевоспитания.
– Приор Герард провинился перед своим орденом? Настолько, что тот запихнул его в свой самый дальний монастырь?
Шварцрабэ развел руками:
– Не могу знать, старина, так далеко мои познания не распространяются. Я лишь сообщил вам то, что узнал от господина инфирмария, а также прочей некрозной братии. Должно быть, господин приор, этот неистовый защитник христианской веры, совершил на большой земле нечто, что весьма обозлило его сановных коллег-прелатов. Может, ведя счет орденскому золоту, ошибся на пару-другую монет в свою пользу? Среди семи смертных грехов не значится рассеянность, а между тем я замечаю, многие казначеи страдают ею в самой запущенной форме! А может, наш яростный проповедник и обличитель совратил какое-нибудь юное существо? Не смотрите на меня так, мне и самому противно думать об этом!
Гримберт и в самом деле неотрывно смотрел на Шварцрабэ глазами «Серого Судьи», но думал в этот момент совсем не о подобных мерзостях.
Значит, бегство Герарда на север – не бегство, а ссылка… Наказание за какой-то совершенный им проступок против веры и добродетели? Быть может, расплата за какие-то политические игры, затеянные почтенным прелатом против его братьев во Христе?
В последний раз они с Герардом виделись на руинах догорающей Арбории. Гримберт вспомнил похожее на раздавленную ягоду лицо приора, нависающее над столом, рядом с прочими лицами. Лицами, чьи очертания не только не поистерлись со временем, напротив, с каждым годом лишь приобретали резкость, становясь чеканными, как императорские профили на серебряных монетах.
Герард не выглядел угнетенным, подавленным или ожидающим наказания. Он выглядел удовлетворенным, в его глазах, обрамленных гниющими складками век, плескалось мрачное торжество. Несомненно, он уже успел получить от графа Женевского свою плату за предательство, и плата эта была достаточно щедрой.
Так чем он прогневал святых отцов из капитула ордена? Да, кампания сенешаля на землях лангобардов обернулась катастрофой, обратившей все дерзкие замыслы имперских стратегов в пыль и перемоловшей до черта императорских сил, собранных со всех окрестных земель. Но вины приора Герарда в этом исходе не было – не он готовил штурм, не он отвечал за подготовку. Даже самый пристрастный церковный дознаватель не усмотрел бы нарушений в его действиях – Похлебка по-арборийски была приготовлена без его участия.
Тогда чем он обязан был наказанию, которому его подвергли? Пытался провернуть какую-то интригу за их спинами? Отказался делиться с орденом награбленным в Арбории? А может, некстати вскрылись какие-то грешки молодости?..
Гримберт ощутил азарт лозоходца, в руках которого завибрировала лоза, возвещая о том, что в скованных камнем недрах под коростой из выжженного радиацией песка прячется вода. Не так давно он сам искал слабость Герарда, чтобы вонзить в нее острие, пригвоздив его гнилую душонку. Иронично, что обстоятельствам было угодно перевернуть все вверх ногами, превратив приора в его вынужденного союзника. Чем скорее хозяин «Керржеса» будет выявлен и изобличен, тем скорее распахнутся двери Грауштейна, выпустив его на свободу.
Что ж, теперь, по крайней мере, ясно, кому Грауштейн обязан за чудо, снизошедшее на святую пятку. Не звездам, что сошлись в предсказанном волхвами порядке, – самому приору Герарду. Загнанный своими братьями на край земли, изнывающий среди серых стен Грауштейна, он попытался реабилитироваться в глазах ордена, возродив заново зачахший монастырь и завлекая в него охочих до чудес паломников.
Поздно, Паук, поздно. Эти знания могли быть полезны до того, как ты сам оказался в ловушке, связав свою судьбу с судьбой Герарда. А теперь…
– Мне плевать на Герарда и его грешки, – произнес Гримберт. – Сейчас он вне спектра моего интереса. Куда больше мне хотелось бы знать, кто принес «Керржес» и кто им управляет сейчас.
Шварцрабэ невесело усмехнулся: