Стрельба. Едва только подумав об этом, Гримберт обнаружил, что его подсознание мгновенно разложило этот сотрясающий камень грохот на отдельные звуки, каждый из которых оказался ему знаком. Уханье крупнокалиберных мортир, перемежаемое злыми яростными хлопками вспомогательной артиллерии и дребезжащими, захлебывающимися от злости пулеметными очередями.
У каждого боя есть свой рисунок. Это первое, что понял Гримберт в свое время, когда отец объяснял ему азы рыцарской тактики. Опытный рыцарь по одному лишь звуку перестрелки, не имея данных радаров и баллистических вычислителей, может многое сказать о бое. Засада звучит как несимметричный дуэт, в котором одна партия исторгает из себя остервенелый рев, а другая отзывается неуверенными и разрозненными щелчками. Осада – размеренный монотонный гул огромных животных, неспешно крушащих вражеский хребет. Атака на встречных курсах – свирепый яростный лай. Но тут… Это звучало как какофония. Как оркестр, в котором каждому инструменту вздумалось играть собственную партитуру без всякого ритма и логики. Как хаотичная пальба вроде той, что учиняют по большим праздникам варвары.
– Какого дьявола творится наверху? – Гримберт ощутил во рту сухое зловоние. Будто сама полость рта служила ракой для пролежавших внутри много лет изгнивших мощей. – Они… Господи, они что, затеяли бой?
– Бой со всем окружающим миром, должно быть, – пробормотал Берхард, тоже напряженно вслушивавшийся в разрывы. – Я насчитал уже по меньшей мере пять разных стволов…
«Серый Судья» громко загудел. Механическому существу не нужен был сон, но чтобы не тратить энергию, реактор переходил на холостые обороты. Сейчас же он возвращался к жизни. Боевой режим. Гримберт ощутил сладкое адреналиновое жжение под языком. Как будто он сам скидывал с себя клочья паутины, просыпаясь для настоящей работы. Перешедший в тактический режим визор со стариковской медлительностью принялся чертить баллистические схемы и графики, но Гримберт не уповал на его помощь.
– Куда ты собрался, мессир?
– Наверх, – коротко ответил он. – Не знаю, что там происходит, но это лучше, чем ожидать своего конца здесь, в каменной норе. Заряжай орудия, Берхард.
Оруженосец осклабился:
– Чем, позволь спросить? Сушеным горохом? Мы сдали весь боекомплект в арсенал! Твой жестяной болванчик безоружен!
– Заряжай, Берхард, – спокойно произнес Гримберт. – Я знаю тебя не первый год. Как будто я поверю, что ты сдал весь наш боекомплект святошам, не придержав пары снарядов на всякий случай. Сколько тебе удалось утаить?
Берхард достал нож и с тихим треском срезал с патронников «Судьи» восковые монастырские печати с символом ордена Святого Лазаря. Потом сдвинул тюки прелого сена, служившие ему постелью, обнажая ряды тусклых металлических конусов, похожих на диковинные плоды.
– Четырнадцать снарядов к главному калибру и две сотни патронов к пулемету.
Немного, прикинул Гримберт. На две-три минуты боя, и то, если выверять каждый выстрел. Совсем немного. Но это лучше, чем идти в бой пустым, представляя собой безоружную мишень.
– Это больше, чем я надеялся. Загружай.
Орудуя одной рукой, Берхард загружал боекомплект совсем не так поспешно, как это делали мальчишки-оруженосцы из Турина, но делал это необыкновенно ловко для калеки, со сноровкой, выдающей огромный опыт. Каждый снаряд он быстро протирал мешковиной от пыли и сора и аккуратно опускал в приемник, бережно, точно родное дитя в крестильную купель. Сервоприводы «Серого Судьи» с готовностью глотали их, сопровождая утробным гулом затворов.
Камень вокруг них трясся, осыпая «Судью» мелкой гранитной крошкой, отчего казалось, будто поверх стали наброшен сыпкий серый саван. Гримберт проверил амплитуду суставов и остался доволен. Ни одна капля масла, потраченная на смазку, не была лишней. Гидравлическая система демонстрировала приемлемое давление – не идеальное, но в пределах нормы. Вспомогательная силовая установка медленно накачивала энергией скрытый в бронированной груди атомный реактор, готовясь пробудить его силу.
«Серый Судья» готовился к бою. Он был рад этому бою, как показалось Гримберту. В утробном гуле поршней, сотрясающем нутро, в гудении пробужденных силовых кабелей он ощущал радость большого сильного существа, которое наконец могло заняться тем, для чего было создано. Которое устало от мертвого серого камня, от вынужденного безделья, от необходимости безучастно наблюдать за окружающим миром.
Настоящая работа. Впервые за многие недели – настоящая работа!
Гримберт едва не застонал от наслаждения, ощущая, как этот гул проникает в его тело, питая ссохшуюся плоть, застрявшую под бронеплитами, соками многотонного механизма исполинской силы. «Серый Судья» не был наделен ни разумом, ни даже зачаточным сознанием, но сейчас Гримберт безошибочно чувствовал его голос, звенящий на частоте электрических колебаний его собственного мозга, голос, зовущий в бой, нетерпеливый и страстный…
Крушить. Топтать. Сметать огнем.
Берхард запихнул в приемник последний снаряд и шлепнул по полированной стали рукой.
– Готово.