Фигаро, следователь Департамента Других Дел. Дилогия

– Это, разумеется, кенотаф. Фиктивная могила. Молодой барон покоится где-то на дне пруда, да упокоит горний эфир его душу. Памятник поставлен его отцом через много лет после Второй Реформации – его могила, кстати, здесь неподалеку. Говорят, мрамор для памятника привезли из самой Дальней Хляби – в этом камне до сих пор теплиться колдовство. Он не разрушиться еще лет пятьсот. А вон там – старик махнул рукой в сторону далекого леса, – пристукнули на охоте Первого Инквизитора.

– А девушка? Невеста Менестреля?

– Лиза? Пропала без вести. Ее тело так и не нашли. Не исключено, что оно где-то там же, где и тело молодого барона. Они, разумеется, не были женаты, но отец Августа приказал написать на камне «Лиза и Август Клер». Видите, вот тут надпись?

– Вижу. А это что, чуть ниже?

– Это на дореформенной латыни. Здесь написано «Я вечно там, где ты». Откуда появилась эта надпись так и не выяснили – изначально на камне ее не было. Возможно, много позже какой-нибудь бард, вдохновленный балладой о Черном Менестреле, высек эти слова. Но этого мы, боюсь, уже никогда не узнаем.

Следователь посмотрел на мраморную фигуру девушки: тонкий нос, легкая полуулыбка на губах, короткие, до плеч, волосы, убранные широкой лентой.

– Значит, пусть будет Лиза Клер, – тихо сказал он.

– Я могу вам еще чем-нибудь помочь? – архивариус вопросительно поднял брови. – Если хотите, я могу показать отличную коллекцию рукописей конца четырнадцатого века: переписка инквизиции с Квадриптихом. Очень познавательно!

– Нет, спасибо, – покачал головой Фигаро. – Благодарю за эту маленькую экскурсию. Я, если не возражаете, поброжу здесь еще немного.

– О, конечно, – старичок вскинул руки – никаких проблем! Бродите сколько хотите. Скоро пойдет дождь, так что, если желаете, можете переждать у меня в часовне.

– Я не задержусь. И опять-таки спасибо.

…Когда старый архивариус ушел, Фигаро медленно подошел к памятнику. У постамента стоял небольшой фонтан, разумеется, давно заброшенный. В мраморной чаше, заполненной дождевой водой, плавали листья, сквозь ковер которых были видны россыпи плоских камней-голышей: белый гранит с розовыми точками.

– Лежат, а для чего – непонятно, – прошептал следователь.

Он сделал шаг по направлению к главной аллее и вдруг…

Ветер?

Шепот?

Следователь резко обернулся.

Никого. Конечно, никого. Но…

У мраморного постамента, у самых ног статуи девушки, пробивая пыльную каменистую землю, росла…

Ну да. Голубая роза.

Была ли она там минуту назад? Следователь не мог с уверенностью этого сказать, но вот, гляди ж ты – тонкий стебель, синий, как летнее небо бутон, аккуратный зубчатый лист, похожий на птичье перо.

Он склонился над цветком, протянул руку, но потом, усмехнувшись, выпрямился и сказал:

– Не хотелось бы мне иметь цветок, который живет вечно. У меня – руки колдуна. А у колдунов лучше всего получаются всякие пакости.

Он осторожно коснулся высеченной на камне надписи и еще долго стоял там, пока не хлынул дождь, и небо не опустилось на землю черной пеленой, скрывающей все: землю, деревья и камни.

– …Да-а-а, Фигаро, – протянула тетушка Марта, извлекая из раскаленных недр печи глиняный горшок, – после такого отдыха нужно еще, как минимум, месяц отдыхать! Умеете же вы влипать в истории, право слово!

– Это точно. – Гастон, потирая руки, склонился над небольшим ящиком, который только что нашел в погребе. – Самогон! Хорошо! Наливка! Отлично! А это что такое, красненькое?

– Красненькое – это моя фирменная. На малине.

– Оценим-с! – заместитель городского головы вытянул шею и принюхался. – Тетя Марта, а что у вас в горшочке?

– Телятина. Под сметаной! А сверху – красный перчик! Надеюсь, он не лопнул, а то будете есть рядом с пожарным участком… И, все-таки, я не понимаю, Фигаро: эта Лиза – она что, призрак?

– Нет, – Фигаро отрицательно покачал головой. – Не знаю кто она, но точно не призрак. И не дух.

– Думаю, когда-нибудь наши колдуны это поймут, – встрял Гастон. – Новые типы Других каталогизируются каждый год, так что…

– Она не Другая. И я не думаю что все на свете можно объяснить – физикой или метафизикой.

– Ага! – тетя Марта подняла палец, торжествующе глядя на следователя. – Чудеса, значит, случаются?

– Да. – Фигаро чуть заметно улыбнулся. – Похоже, чудеса, все-таки, случаются. Вот, например, этот ваш паштет – настоящее чудо. Без скидок.

– Опять вы мне льстите!

– Не думал даже… А подайте-ка мне, пожалуйста, большую ложку…

…Дверь распахнулась и на пороге возник Хорж от которого столбом валил пар (братья весь вечер кололи дрова на заднем дворе). Хорж сорвал с головы ушанку, схватил с блюда на столе кусок пирога с грибами и, затолкав его в рот, прошамкал:

– Фударь, к фам там пфишли! Фо рафоте, так фумаю!

– По работе?! – Следователь застонал. – Ну, хорошо, скажите, пусть… А вообще – пошло оно все! – он вдруг решительно схватил со стола бутылку водки и обернулся к Хоржу. – Скажи, что сегодня никакой работы, потому как следователь Фигаро уже пьяный! Вот! – С этими словами он опрокинул бутылку и прямо из горлышка выхлебал почти треть. – Видишь? Сейчас еще чуток и буду в дрова!